Служба внешней разведки Российской Федерации

19 Мая 2001

Ирина ПЕТРОВА

Пресс-секретарь директора Службы внешней разведки у нас, как известно, женщина весьма приятной наружности. Ищите женщину — приучили нас издавна французские рыцари плаща и кинжала, намекая на то, что, дескать, с ее помощью вы и узнаете нужные сведения о том, что вас интересует. А Татьяна Самолис работает (служит) в недрах, может быть, самого закрытого ведомства.

Как не попробовать с ее помощью проникнуть в тайны спецслужб, из первых рук узнать подробности шумных международных скандалов! Ну, эта попытка была заведомо обречена на неудачу. "Разведка любит работать в тишине", "всегда должно говорить правду, но из этого не следует, что надо говорить всю правду" — любимые фразы Татьяны Викторовны. Тем не менее разговор оказался любопытен, ведь это зависит всегда от личности собеседника.

У СВР нет штатных журналистов.

— Татьяна Викторовна, в одном из интервью вы сказали, что скорее признаетесь, сколько вам лет, чем расскажете, какими духами пользуетесь. Это близость к разведке так на женщин влияет?

— Ой, мне эту фразу долго потом вспоминали. Но не потому, что я работаю в разведке, скорее это нечто женское: если духи хороши, то пусть они будут только моими. Зачем всем об этом рассказывать? Хотя сама могу очароваться ароматом духов проходящей мимо женщины. И так хочется спросить, но неловко...

- Неужели здесь вас не научили каким-нибудь хитрым приемам сбора информации? Посещали ли вы занятия или, может быть, курсы в "разведшколе"?

— Нет, никаких специальных наук я не изучала. Просто были долгие бесконечные разговоры с людьми, которые проработали в разведке много лет. Примаков обратился ко всем своим замам, чтобы мне оказывали всяческое содействие. Кстати, здесь очень демократичный стиль взаимоотношений. Несмотря на то, что все носят погоны (кажется, кроме меня), никто никогда не обращается по званию — "товарищ полковник", "товарищ генерал", только по имени-отчеству.

- Примаков взял вас на работу по знакомству?

— Нет, Евгений Максимович меня ни разу не видел до приглашения на работу. Он обозначил для себя три главных критерия, которым должен соответствовать пресс-секретарь: человек, не связанный с органами, журналист, обязательно с репутацией демократа. И самое главное, чтобы все это сочеталось в женщине.

Тогда было время нападок на КГБ, и разведке доставалось с лихвой. А появится такой пресс-секретарь перед журналистами, кто посмеет кинуть камень? Таков был его "дьявольский замысел". Я это поняла много позже.

А тогда нам пришлось начинать практически с нуля. Конечно, в КГБ была своя пресс-служба, и в ней был представитель разведки. Но круг его обязанностей сводился в основном к подготовке пропагандистских публикаций. И вдруг такая закрытая и, я бы даже сказала, деликатная организация начинает серьезную работу по созданию своего "имиджа" — смелый шаг.

- Странно, когда Примаков возглавил правительство, журналисты явно ощутили сокращение информационного потока о его работе. Как вам кажется, отчего вдруг такие перемены?

— Трудно говорить о том, чего толком не знаешь. Мне легче характеризовать период нашей совместной работы в разведке. Создав пресс-службу в СВР, Примаков полностью доверил нам работу с журналистами и контролировал очень деликатно. Мы готовили директора к каждому его публичному появлению и знали, что он к нам прислушивается. Я не припомню каких-либо серьезных претензий к нему со стороны СМИ. Может быть, все понимали, что разведка — закрытая организация, и значительного информационного потока здесь просто не может быть по определению.

- Вам известен опыт ваших зарубежных коллег? Как иностранные разведки общаются с журналистами?

— Такой открытости, как у нас, там нет, и работа их пресс-служб носит несколько иной характер. Официальные предакой ставители цитируются в прессе крайне редко и весьма "деликатно", а роль их рупора выполняют доверенные журналисты. Все об этом знают и относятся с пониманием. В итоге количество публикаций, основанных на "надежных источниках" из спецслужб, больше, чем у нас.

- Разве у нас нет ничего подобного?

— А какой смысл иметь "придворного журналиста"? Каким бы талантливым он ни был, в какую нарядную упаковку ни заворачивал бы наши просьбы — его за версту учуют. На мой взгляд, высший уровень работы пресс-службы: и отсутствие "штатных" журналистов, и в то же время доброжелательное отношение СМИ к разведке.

- Ну а если возникнет такая ситуация, что для пользы дела нужно будет запустить в СМИ дезинформацию?

— За девять лет работы мне этого делать не приходилось.

- Но приврать-то немножко можно?

— Только не это. Да, разведка такая организация, где нельзя сказать и то, и другое, и третье, и десятое. Но лучше пусть журналисты на меня обижаются за безликое "Без комментариев", зато никогда не поймают на вранье. Ведь через два-три года выяснится, что все это была ложь. Нет уж... Меня здесь к этому, слава богу, никогда не склоняли.

- Для вас честность — прямо-таки навязчивая идея?

— Что ж, в отношении работы можно сказать и так.

"С приказом незнакома".

- Наверняка, в СВР время от времени попадает общественно значимая информация. Вы каким-то образом стараетесь предать ее огласке, донести до людей?

— Даже если информация имеет такое значение, она все равно сначала попадет к "заказчику", то есть к президенту, премьеру, членам правительства. Впрочем, если "заказчик" сочтет нужным, то о каком-то конкретном факте он может известить и общественность. Но, как правило, наша информация не озвучивается, а учитывается при подготовке и принятии решений. Таков наш удел: разведка добывает информацию особыми путями, отсюда и ее секретность.

- А вам когда-нибудь хотелось поведать миру о том, что лично вы узнаете за этими стенами? Все же кровь-то журналистская...

— Я знаю не так уж много секретов. Бывают ситуации, когда просто распирает рассказать: так хорошо какой-то эпизод характеризует разведку. Если бы люди это прочли, они прониклись бы уважением к тем, кто здесь работает. Но... увы, я не могу этого сделать. Таков закон жанра. Есть закон о гостайне — срок секретности информации у нас 50 лет.

- Но ведь закон не писался под конкретный материал. А может, в конкретном-то и нет государственной или военной тайны?

— Такое впечатление может сложиться только у дилетанта, который не знает тонкостей работы. Существуют достаточно четкие критерии определения секретности материала. Даже по отрывочным данным, которые нам с вами кажутся незначительными, контрразведка противника способна вычислить источник информации.

- Вам приходилось когда-нибудь интересоваться тем, что "нельзя"?

— Специально — нет. Хотя иногда бывает страшно интересно и так хочется полюбопытствовать.

- Если попытаться условно оценить вашу информированность, скажем, в процентах. Сколько бы вы набрали?

— Оценить осведомленность в процентах практически невозможно. Тотально информированной личности в разведке в принципе быть не может. Могу сказать лишь, что в каких-то ситуациях я достаточно осведомлена, вплоть до деталей.

Но в разведке есть на этот счет жесткие правила — знать ровно столько, сколько тебе необходимо для работы.

- Вы говорили, что у вас тут в Ясеневе царит демократия. А можете вы позволить себе поспорить с шефом?

— Да, и много раз приходилось спорить, доказывать свою точку зрения. Я никогда не стану давать советы по вопросам оперативной работы или, скажем, лезть в кадровую политику, но я наберусь нахальства утверждать, что лучше знаю, как вести себя с журналистами, поскольку сама вышла из этой среды и ежедневно общаюсь с ними.

- Но, в конечном счете, вам же можно приказать?

— Приказать мне, конечно, можно. Хотя могу точно сказать, с такой формой, как приказ, я пока не сталкивалась. Это вовсе не значит, что я творю, что хочу. Если начальство хочет, чтобы я что-то не объясняла журналистам, пытаюсь понять — почему. Если это действительно связано с тайной, надо молчать. А если мне кажется, что за этим скрывается бессмысленное упрямство, буду биться. В СВР весьма популярна цитата из Станислава Ежи Леца, который считал, что несгибаемая позиция — часто результат паралича.

Ясенево — не оазис.

- Не возникало ли желание бросить все эти тайны и податься снова в журналистику? Наверняка, вас постоянно зовут в разные издания...

—Сейчас уже не зовут, а раньше — частенько. Да и не смогу, наверное,вернуться. За девять лет журналистика совершенно изменилась: жанры другие,темп, пишут как-то иначе. Можно, конечно, помечтать: прихожу я в редакцию, закидываю ногу на ногу и, поплевывая, что-то пишу... Проиграю абсолютно всем. Возврат практически невозможен. Я же каждый день общаюсь с журналистами и вижу, сколько молодых и талантливых людей пришло. Я бы так уже не смогла... Нельзя было уходить. Порой мне предлагают работу в различных пресс-службах. Но уйти просто так, ради перемены мест — не хватает лихости.

- Неужели человеку с вашим именем и опытом во всяких крутых фирмах или политических партиях не сулят златые горы?

— Действительно, бывают очень лестные предложения. Но один человек, который прежде работал в Ясеневе и хорошо меня знает, сказал: все у тебя там получится, и тебе понравится, и ты понравишься, но... плакать будешь с утра до вечера, такой обстановки, как в СВР, ты нигде не найдешь. И действительно, за время пребывания здесь я отвыкла от всяческих интриг, злословия, зависти, жесткости в человеческих отношениях.

- Получается, что Ясенево просто оазис какой-то.

— Да нет, не оазис, конечно. Обстановка здесь не стерильная. Все человеческие пороки — в полном наборе, но пропорции другие, грязи меньше. Здесь очень большое значение придается взаимоотношениям в коллективе.

Думаю, это определяется характером работы. Представьте себе: в чужой стране, небольшой коллектив, работа напряженная, сложная, а если при этом еще и начальник самодур, коллеги — интриганы и завистники. Чувствуете, какой благодатный материал для местной контрразведки?!. Я не видела ни в одном другом коллективе, чтобы так заботились о людях, как у нас. Для меня этот момент очень важен.

- А вот бывший чекист Юрий Швец семь лет назад жаловался в интервью журналу "Огонек" как раз на все то, что вы сейчас перечислили: и начальники тупые зажимают, и коллеги завистливые не дают молодому таланту пробиваться...

(В начале 80-х Юрий Швец был сокурсником Владимира Путина по Академии КГБ. Затем работал в управлении контрразведки, курировавшем страны Северной Америки. В 1990 году ушел из КГБ. Работал в качестве консультанта американской службы иммиграции и натурализации. В 1993 году получил политическое убежище в Соединенных Штатах и теперь вместе с семьей проживает в пригороде Вашингтона. — Прим. авт.)

— Но, извините, это же не повод для предательства! И уж никак не оправдание его. Говорят, оправдание самого себя религия оценивает как второй грех в перечне человеческих грехов после первого (если первым считать грех Адама и Евы). Но, видимо, человек так устроен: задумывая какой-то шаг, сразу же придумывает и его благовидное объяснение. Швец в этом смысле не исключение.

- Во времена Сталина, да и раньше существовала практика физического устранения предателей, поэтому и боялись бежать. Сейчас предатели живут себе припеваючи, интервью дают, мемуары строчат. Заманчиво!

— Слава богу, сейчас даже и в мыслях ни у кого не мелькнет снова вернуться к практике физического устранения предателей. Кроме того, это всегда было предметом политических решений. Спецслужбы в таких случаях лишь инструмент.

Как, впрочем, и во всех остальных! Теперь по поводу "боялись бежать". Если бы страх наказания был сдерживающим моментом, то с преступностью и конкретно с предательством было бы давно покончено. Но увы... Да и что касается "живут припеваючи" — тоже не факт. Иначе, зачем они меняют фамилии, а иногда и внешность?

- Я понимаю, что в компетенцию вашего ведомства не входит выявление и арест шпионов на территории нашей страны, для этого есть ФСБ. Но все же: интересуют ли разведку такие случаи, как недавнее шумное "дело Поупа"? Может быть, он интересен вам как коллега? Изучают ли методы "их" работы, интересы, связи?

— Российской разведке всегда интересно знать, что нового появляется в методах работы других спецслужб. Обычно по таким вопросам, как "дело Поупа", идет активный обмен информацией между СВР, ГРУ (военная разведка Генерального штаба) и ФСБ.

- Не обидно ли сотрудникам наших спецслужб, что президент так быстро помиловал Эдмонда Поупа? Бьемся ли мы так же за "наших", если они, не дай бог, конечно, попадают в иностранную тюрьму?

— Во-первых, ни одного из наших разведчиков в иностранных тюрьмах нет.

Во-вторых, если с ними что-то случится, мы, естественно, будем вырывать своего человека всеми средствами. Припоминаю случай, который произошел с бывшим сотрудником СВР Владимиром Галкиным. Владимир уволился из разведки несколько лет назад, занялся бизнесом. Однажды по делам своей фирмы ему нужно было побывать в США. Кстати, раньше в Америке он не был и никогда там не работал. Вдруг в аэропорту на него надевают наручники и отправляют в тюрьму... Здесь такой шум был поднят: дошли до Черномырдина. Виктор Степанович связался с Гором. В итоге Галкин был освобожден. Но еще раз подчеркиваю, это был совершенно безосновательный арест. В деле же Поупа имелись конкретные факты сбора секретной информации, был человек, который передавал ему материалы. Другое дело, не совсем понятно, почему Поупу изначально дали такой огромный срок.

Немецкая пунктуальность — профессиональное качество президента.

- Говорят, что предателей не любит никто, даже те, кто воспользовался плодами их предательства. Но тогда в душе разведчик должен презирать людей, которые снабжают его информацией?

— Ни в коем случае. Насколько мне известно, наши разведчики к своим агентам относятся трепетно, нянчатся с ним как с детьми малыми и воспринимают их как друзей, коллег в "стане неприятеля".

- Если не ошибаюсь, Примаков любил повторять, что у государства нет постоянных друзей, у него только "интересы". А у человека от регулярных смен интересов могут "пошатнуться нравственные ориентиры". А вдруг сомнения одолеют разведчика в самый неподходящий момент?

— Не сомневаться — значит что-то не учитывать. Сомнение — качество думающего человека. И все же профессия требует от разведчика решить свои нравственные вопросы до того, как наступит этот самый "неподходящий момент". Это, кстати, и преподаватели Академии СВР не раз объясняют своим слушателям. В то же время нет ничего страшного, если человек, не справившись со своими сомнениями, скажет: "это не мое" и уйдет. Наши люди всегда востребованы.

- Кстати, говорят, что изучаемый язык сильно влияет на характер человека. Ваш новый шеф С.Н. Лебедев, как и наш президент В.В. Путин, изучал немецкий и жил какое-то время в Германии. Ужесточения дисциплины не почувствовали?

— Разведка и так отличается несвойственной для нашей страны дисциплиной и порядком. Такого, наверное, больше нигде нет: сегодня отдали бумагу на подпись начальнику, завтра утром — получите обратно. В отличие от других организаций, где она вернется через месяц, если не потеряется. Пунктуальность, обязательность здесь не национальные, а профессиональные качества. А в отношении Путина и Лебедева... Видимо, им и так было это свойственно. Профессия и, отчасти, немецкий язык только развили эту особенность. Мне кажется, что расхлябанный человек не станет дисциплинированным даже в Германии.

Женщины не работают "в поле".

- Вам приходилось слышать истории о том, как в советские времена КГБ приглашал на собеседование актеров, которые должны были сыграть роли разведчиков?

— Скорее актеры, которые пробовались на роль "Штирлицев", стремились "проникнуть" сюда, пообщаться с разведчиками, уяснить для себя какие-то особенности их поведения. Актера интересуют детали: как выглядит, во что одет, как реагирует на разные ситуации — сдержан, сух, малословен или, наоборот, энергичен, обладает чувством юмора, жизнерадостен. А где они еще встретят "живого" разведчика.

- Мне почему-то кажется (наверное, это влияние современных бестселлеров и кино), что сегодня разведчик — это не столько интеллектуал, сколько психоаналитик, который копается в чужих душах. И каждый шаг разведчика просчитывается целой бригадой психологов и сексопатологов, а любой шпион легко может зомбировать человека.

— Поверьте, ни о каком зомбировании и бригадах сексопатологов речи быть не может. Для того, чтобы быть успешным разведчиком, нужно обладать двумя основными качествами: иметь хорошую голову и уметь вкалывать.

— Это, конечно, вечные ценности. Но я слышала, что в современном мире самым мощным средством вербовки стали деньги. Не означает ли это, что российский разведчик уже априори менее результативен, чем, скажем, американский?

— Я бы так не сказала, ведь сумма — далеко не главное. По своему профессиональному уровню наши разведчики не уступают никому, и как это ни парадоксально, "финансовый вопрос" способствует этому — больше приходится полагаться на себя, чем на деньги.

— А вот женщины больше полагаются на свою интуицию. Современная разведка использует это женское качество? У вас много женщин работает?

— На оперативной работе, как здесь говорят, "в поле", женщин практически нет, хотя вообще в разведке работает много дам. Что же касается особых женских качеств, я бы не стала их преувеличивать.

- Но неужели даже в нелегальной разведке нет женщин?

— О, это совсем другая история... Но тут мы можем говорить только об исторических персонажах.

- А жена разведчика, находящаяся с ним в загранкомандировке, может выполнять какие-то задания?

— Если это необходимо, то, наверное, может. Но как мне сказал однажды умудренный опытом разведчик в ответ на такой же вопрос: "Дитя мое, жена должна использоваться по своему прямому назначению". И пояснил: "Создавать мужу хороший психологический климат. А это не такая уж простая задача, если учесть специфику и напряженность нашей работы. Доля и у наших жен нелегкая".

- Мы начали разговор с духов. Я так поняла, что вы неравнодушны к запахам?

— Вы не подумайте, что я какой-то "парфюмер", вовсе нет. Стараюсь быть в курсе новинок, что-то обязательно отмечаю для себя. Но если серьезно говорить о запахах, то это больше всего связано с цветами, которые развожу на даче — из "бабушкиного сада": петунии, душистый табак, львиный зев, вербену, флоксы, космею. Свекор надо мной подшучивает: "Ты приехала и сразу опрокинулась, головой вниз, одним местом вверх", а муж добавляет, что я не разогнусь, пока в борьбе с сорняками весь участок своим маленьким совочком не вскопаю.

- А как же внешний вид, руки и ногти сильно страдают от всех этих "земляных" забот? Ведь внешний вид — одна из составляющих образа пресс-секретаря.

— Да, моя работа предполагает достаточно отшлифованный образ, но жертвовать таким удовольствием не могу. Конечно, все эти копания в земле не придают рукам дополнительной холености, но состоянию души...

* * *

Биографическая справка

Татьяна Викторовна Самолис родилась в городе Горловка Донецкой области. В 1972 году окончила факультет журналистики МГУ. С 1974 года работала в газете "Правда", занимала должности от корреспондента до заместителя редактора отдела писем и изучения общественного мнения. В 1986 году в "Правде" появилась ее статья "Очищение", в которой критиковалась система партийной номенклатуры, именно оттуда в обиход вошел термин "болото" как характеристика молчаливого парткарьерного большинства. Вокруг этой статьи разгорелись нешуточные страсти, многие члены политбюро были в шоке и гневе.

Лишь вмешательство Горбачева остановило готовившиеся кары против автора. В 1991 году по приглашению первого директора СВР Е.М. Примакова Татьяна Самолис становится его пресс-секретарем. Муж, Григорий Рапота, — бывший заместитель директора СВР, ныне 1-й замминистра промышленности, науки и технологий. Татьяна Самолис имеет взрослого сына Сергея, он дипломат, и 12-летнюю внучку Катю.

* * *

Справка "Известий"

Журналистов, чьими голосами говорит ЦРУ в США или МИ-6 в Англии, обычно называют "экспертами по национальной безопасности". Например, в США это Билл Гертц. Когда в ЦРУ пытались сорвать участие России в миротворческой акции в Косово, Гертц дал выдержки из секретного доклада ЦРУ о попытках русских спецслужб вербовать иностранных миротворцев. В 1999 году за его же подписью вышел скандальный бестселлер "Предательство. Как администрация Клинтона подрывает американскую национальную безопасность". В этой книге были озвучены обвинения Клинтона в том, что он принимал подношения от китайских спецслужб.

Аналогичными методами действуют и французские спецслужбы. В роли эксперта по национальной безопасности тут выступает Жак Иснард — корреспондент одной из самых влиятельных французских газет "Монд". В Великобритании похожей деятельностью занимается профессор Кембриджского университета Кристофер Эндрю, специалист по перебежчикам. Эндрю — бессменный соавтор мемуаров чекистов-перебежчиков Гордиевского, Митрохина и других (вероятно, и недавно получивший политубежище в Англии бывший сотрудник ФСБ беглец Александр Литвиненко засядет за книгу под его чутким руководством).

* * *

Блицопрос

— Ваш знак Зодиака?

— Водолей.

— Любимая музыка?

— Чайковский, Рахманинов, Свиридов, Верди, Вивальди и эстрадная хорошего качества.

— Что сейчас читаете?

— Маркиз де Кюстин, "Николаевская Россия", Татьяна Толстая, "Кысь", перечитываю рассказы Чехова.

— Любимая марка одежды?

— "Луи Ферро".

— Любимый напиток?

— Кампари, хорошее вино