Ева МЕРКАЧЕВА
Корреспондент газеты «Московский комсомолец» пыталась устроиться на работу в Службу внешней разведки России.
Все больше и больше молодых людей втайне мечтают о карьере шпиона. Однако мечтатели твердо убеждены: попасть в разведку человек с улицы не может ну никак. А если все-таки очень захотеть?..
В качестве журналистского эксперимента я решила устроиться в разведку. Знаю, что со времен Евгения Примакова действует негласное правило — журналистов в «шпионском деле» не использовать. Но сомневаюсь, что оно ни разу не нарушалось, так что шансы у меня наверняка есть.
Настоящих разведчиков среди репортеров всегда было хоть отбавляй. Чего стоят только Рихард Зорге и Эрнест Хемингуэй. Второй, кстати, вспоминал, как должен был под видом рыбалки наблюдать за подлодками неприятеля. В действительности же он все делал наоборот — под видом того, что наблюдает за подлодками, просто ловил рыбу...
«Ну как, как мне туда попасть?» — приставала я к друзьям и знакомым все последние дни. Те в ответ только делали круглые глаза: «Да ты что? Туда просто так не берут!» Но мне в память врезались слова одного ветерана-разведчика: «Ваш сосед, ваш одноклассник, ваш начальник, ваша мать, наконец, — кто угодно может оказаться связанным с разведкой. И если вы хотите попасть туда, вы попадете». Ни сосед, ни мать, увы, мне не помогли. Зато на сайте СВР нашла подробную пошаговую инструкцию — что нужно делать таким, как я, кандидатам.
Этап первый. Итак, начать придется с анкет, которые есть тут же, на сайте. Приступим!
Помимо ожидаемых и банальных (судим — не судим, есть иностранное гражданство или нет) вопросы там попадаются весьма оригинальные. Вот, скажем, ИМ нужно знать, были ли среди моих родственников лица, погибшие в результате несчастного случая, самоубийства, при невыясненных обстоятельствах? Причем требуется уточнить, кто, где, когда, при каких именно обстоятельствах. Интересуется разведка и тем, переносила ли я в жизни значительные физические или нервные нагрузки. И опять-таки надо расписать — когда и какие именно. Про наркотики и психоактивные вещества спрашивают сегодня чуть ли не все, но кадровики СВР хотят знать в подробностях, какие ощущения человек испытывал при употреблении. При этом разведке надо доложить даже о том, пробовала ли я «веселящие» грибы и что со мной после этого было. Немного застряла я на вопросе о болезнях. Нужно было перечислить все недуги, которые перенесла в жизни, указав возраст и обстоятельства. Что ж, даже если в разведку не возьмут, от заполнения этих анкет немало пользы — благодаря им припомнила все хвори и жизненные невзгоды.
Один из главных вопросов в основной анкете — почему вы хотите идти в разведку? И варианты ответов. Я поставила две галочки напротив «престижность организации» и «полезность результатов труда». Думаю, с ответами «близость от дома», «наличие свободного времени», «трудно найти другое место работы» шансы на поступление у меня бы резко убавились.
Этап второй. Заполненные анкеты полагалось отнести по указанному адресу — на Остоженку, 51/10. Специалисты их изучат и потом, если я им подойду, сами позвонят и вызовут на собеседование.
Старинный красивый особняк в центре Москвы. Здесь же располагается пресс-бюро СВР, и я тут даже брала интервью у легендарного разведчика Геворка Вартаняна. Помню, после нескольких минут беседы у меня тогда возникла мысль: «Да ведь он любого может завербовать!» Вартанян (светлая ему память!) был невероятно обаятелен и с такой восторженной любовью рассказывал о разведке, что до сих пор от воспоминаний мурашки по коже...
Ворота заперты накрепко. Звоню в домофон.
— Я анкеты принесла для поступления на службу.
— Заходите.
У порога меня уже встречают два охранника. Без лишних слов забирают анкеты. Неловкая пауза.
— Что-то еще?
— Я бы хотела кое-какие вопросы задать. Можно?
— Какие именно?
— Ну... какая зарплата у меня будет и чем я вообще заниматься буду? Хотя бы эти.
— Сейчас вызову дежурного офицера. Он с вами побеседует.
Через минуту выходит офицер. Взгляд заботливый и внимательный, как у доктора. Уже после я поняла — почему.
Этап третий. Мы сидим в изысканном кабинете со старинной мебелью. Офицер смотрит все так же ласково-внимательно.
— Мне неловко задавать этот вопрос...
— Все в порядке, спрашивайте что хотите. На самом деле всегда больше подозрений вызывают люди, которых ничего не интересует, которым не важно, кем они будут и что будут делать.
— Тогда скажите, на какую позицию я могу рассчитывать в СВР?
— Этого я ответить точно не могу. Все зависит от ваших способностей, а я их не знаю.
— Я должна в совершенстве владеть несколькими языками?
— Не обязательно. Но на хорошем уровне как минимум один нужен. Возможно, вам придется пройти курс усовершенствования языка у наших специалистов.
— Но работа предполагает выезд за границу?
— Конечно. Разведчики работают за рубежом.
— А куда именно меня могут отправить? В какую страну?
— Это будете знать только вы и ваш непосредственный руководитель. Никто больше. Но если у вас есть семья, то вы можете поехать вместе.
— На какую зарплату я могу рассчитывать?
— Достойную.
— А точнее?
— Цифры назвать не могу. Но поверьте, очень хорошую по нынешним московским меркам. И плюс дополнительная забота государства — медицинское обслуживание, комфортабельные санатории, военная ипотека.
— Деликатный вопрос, но не могу не задать. А правда, что женщин в разведке могут использовать самым… м-м-м… разным образом?
— Например?
— Ну... заставлять встречаться с кем-то... выходить замуж за нужных людей...
— Заставлять?! Нет, точно нет. Такого не было даже в советские годы. Иногда разведчики составляют между собой пары, но исключительно по собственному желанию.
Наша беседа постепенно становилась все интереснее. Я немного расслабилась (унялась дрожь в коленках), да и офицер убедился, что я настроена серьезно, потому отвечал предельно открыто — насколько открыты могут быть разведчики в принципе. Иногда нас прерывали — в кабинет заходил кто-то из сотрудников, и мой собеседник неизменно переворачивал блокнот, который лежал перед ним. Это первое правило разведчика — никогда не оставлять ни одной бумаги в доступности чужого взгляда. Помните, как Жеглов учил Шарапова? И также ни один настоящий разведчик не будет подходить настолько близко к коллеге, чтобы заглянуть в его компьютер или документы. Но это так, небольшое отступление.
И тут... случилось страшное — я с треском провалилась. Меня узнал зашедший в комнату руководитель пресс-бюро Сергей Иванов. В то, что я хочу стать разведчицей, он поверил слабо и вынудил во всем признаться. Слава богу, что уголовная ответственность за мой безобидный обман не предусмотрена. «Вот если бы вы предоставили нам фальшивые документы — тогда да, а так мы можем вас только пожурить», — сказал дежурный офицер.
Устраиваться в разведку приходят разные люди. Многие из них — весьма странные личности, у которых сразу же хочется попросить справку от психиатра. Недавно приходил один, который уверял, что может читать мысли на расстоянии.
— Если бы он читал, то сразу бы понял по моим мыслям, что надо бежать отсюда, — шутит Иванов.
— А вдруг бы он оказался действительно уникумом? — спрашиваю я.
— В таком случае я бы догнал его и попросил ответить еще на пару вопросов.
Приходила женщина, которая уверяла, что может телепортироваться. Ее сразу же попросили продемонстрировать эту удивительную и «несомненно нужную» для разведчика способность. Предложили на выбор — телепортироваться в Китай или Африку. «Летающая леди» замялась, сказала, что сегодня не в форме, но готова сделать это потом. С тех пор не появлялась. Особенно часто пытаются устроиться на работу «люди-невидимки» и «умеющие проходить сквозь стены». Один, как вспоминают сотрудники, долго сосредотачивался, пытаясь на их глазах раствориться в пространстве. При этом громко внушал, что его очертания расплываются, что его уже почти не видно... Дело кончилось тем, что попросили охрану помочь ему раствориться за пределами здания.
Теперь я понимаю, почему на меня с самого начала подозрительно смотрел дежурный офицер. Ждал, что я показывать чудеса начну...
— Но за все время был реально хоть один человек, который обладал всеми этими способностями?
— Ни одного, — разводят руками в СВР. — Но были люди, которые давали интересные прогнозы. Причем они приходили не на работу устраиваться, а просто «поделиться» информацией. Мы ее передавали нашим аналитикам, те ее изучали, и кое-что действительно оказалось важным и даже помогло службе.
А насчет кандидатов... Среди тех, кто вот так сам пришел, попадаются настоящие бриллианты. После хорошей «огранки» из них получались высококлассные разведчики. Многие из них сейчас добывают ценную информацию в разных концах планеты.
— Некоторые попадают в разведку именно так, по так называемым открытым каналам, — говорит Сергей Иванов. — К нам приходили целые группы школьников, которые после просмотра какого-нибудь фильма о разведке просили взять их. Мы с каждым беседовали отдельно. И многие совершенно искренне хотят послужить родине. Так зачем эту охоту отбивать? Ни в коем случае! Говорим, что подождем, пока они окончат школу, а потом возьмем в свои ряды. Но попадаются и отдельные экземпляры, которые преследуют исключительно корыстные цели и имеют извращенное представление о разведке.
Кстати, это вычисляется быстро. Даже если кандидата выбрали, ему ведь предстоят медкомиссия, общение с психологами и исследование на полиграфе, где задаются «неудобные» вопросы.
Но вообще трудно сказать, какие именно качества в этом деле важнее. Иногда вроде бы человек не подходит по всем параметрам, а его берут. Ему может быть больше 35 лет (предельный возраст, когда принимают в ряды разведчиков), и глаз «не как у орла». Но при всем этом он словно создан для агентурной деятельности.
Есть и абсолютные противопоказания к службе. Угадайте, что в списке первое? Психологическая склонность к предательству. Помню то самое интервью с Вартаняном. Как изменился в лице легендарный разведчик-нелегал, когда я спросила о причинах провала Анны Чапман: «Ничего не спасет, если предатель покажет на тебя пальцем».
Среди абсолютных противопоказаний — скудость ума, плохая память и замедленная реакция. Не бывает разведчика с такими недостатками. Для этого предусмотрена тройная система отсева. В СВР без высшего образования не берут — это раз. В процессе проверки нужно сдать особый тест на интеллект — это два. На практике (моделируя конкретные ситуации) проверят, как человек ведет себя в случае, если его сбить с толку, сильно напугать и т.д. — три. Карьеристов «рассекречивают» быстро и стараются не брать, потому что доверять таким людям на все 100% никогда нельзя. Только из желания получить очередную звезду они могут сделать какую-нибудь нелепую ошибку. А разведчик, как сапер, ошибается один раз. Как бы пафосно ни звучало, но без особого отношения к родине, без желания что-то сделать для нее в разведку даже соваться не стоит. А если очень хочется пожить за границей и хорошо заработать, то для этого ведь полно других способов.
А что, если бы меня взяли на службу? Что было бы дальше? Попытаюсь представить себе возможное продвижение по «шпионскому пути». Как бы талантлив и прекрасен ни был новоиспеченный разведчик, без обучения ему не обойтись. Надо знать кучу всяких тонкостей. «Адреса, пароли, явки». Но кто бы всему этому меня учил? Оказалось, в разведке все очень и очень гибко. Возможно, меня бы направили на специальные курсы, которые ведут действующие разведчики и ветераны службы. Возможно, приставили к куратору, который бы сам меня обучал всему, что нужно.
Но есть та самая знаменитая Академия внешней разведки, в стенах которой учились практически все разведчики и такие мэтры, как Герои России В.Барковский и Л.Квасников (правда, тогда она называлась 101-й школой). Интересно, что учится в академии каждый разведчик не ровно 5 лет, а столько, сколько ему «рекомендовал Центр».
— Поступление на службу и поступление в Академию внешней разведки — это совершенно разные вещи, — объясняют мне. — Многие путают. Не каждый, кого мы приняли, учится потом в академии. Но каждый, кто поступает в академию, уже наш сотрудник.
Среди специальных дисциплин, которые преподают в СВР, — международное право, история дипломатических отношений, политология, страноведение, оперативная психология (ее акцент — особенность поведения различных типов людей, с которыми придется сталкиваться на практической работе). Вообще психология — главное в разведке. Потому в академии изучают все последние достижения этой науки и их использование в деятельности иностранных спецслужб.
— Иностранный язык — второе оружие разведчика, — первое, что говорят в академии каждому студенту. — Здесь вы будете оттачивать его с особой тщательностью. Освоите фонетический курс, обогатите лексику, накопите языковые знания по той стране, где вам придется действовать в недалеком будущем в интересах родины.
Уметь пользоваться шпионской техникой последнего поколения — целая наука, и на нее придется потратить немало времени. Хотя в СВР говорят, что человеческий фактор играет первостепенную роль. И если положишься только на технику, обязательно где-то споткнешься. Техника ломается, а человека не сломаешь.
Представляю, что я уже «подкована», все знаю и умею. Что дальше? Трудоустройство. На этот раз не совсем настоящее, а для «прикрытия». Работать придется тем, кем решит начальство. А что, если это будет профессия уборщицы или сантехника? Что, если отправят в какую-то столовую жарить пончики?
Мне поясняют, что такого не бывает. Обычно работает разведчик в сфере дипломатии, внешней торговли, частного бизнеса. Уборщицы, горничные, сантехники, официанты службе, безусловно, помогают, и весьма часто (скажем, чтобы установить подслушивающую аппаратуру). Но разведчику нет смысла выдавать себя за них, он просто завербует человека, и все.
Несмотря на то что в СВР больше отбирают юношей, я оказалось не единственной за несколько месяцев женщиной, которая хотела устроиться в разведку сама (та гражданка, которая телепортируется, не в счет). Конкретных цифр, сколько среди разведчиков современных «штирлицев» в юбках, не приведу — их, думаю, не знают даже сами рядовые разведчики. И все-таки разведка сегодня — не женское дело? Не совсем так. Просто девочки разведкой, как мальчики, не бредят, они более робкие и стеснительные.
Но вообще дамы в отечественной разведке оставили очень заметный след. Есть даже книги и фильмы о них. К сожалению, по понятным причинам рассказывает разведка только о делах минувших. Рассекреченных разведчиц так мало... Почему? Потому что роль женщин была не так велика и рассказать о них особенно нечего? На эту тему я недавно заговорила с одним большим госчиновником. И он довольно уверенно сказал, мол, да что они могут — в разведке лишь на подхвате работали и работают. Дескать, они только и могут, что шифровку послать или на встрече тайный знак подать. Мне даже стало немного обидно за весь наш женский род. Как не вспомнить имена Героя России Леонтины Коэн, Гоар Вартанян, Зои Воскресенской, Анны Камаевой-Филоненко и многих других?
Любопытно, что если в советской и российской разведке женщины действительно все же чаще оказывались на вторых ролях (они практически никогда не дослуживаются до высоких воинских званий), то за рубежом все совсем не так. В израильской разведке «Моссад», британской МИ-6 и американском ЦРУ женщины даже возглавляют целые разведывательные службы и управления.
Выходит, разведчицы-иностранки добиваются больших успехов, чем наши? Может быть, наши разведчики своих женщин просто больше берегут?
Но мне почему-то хочется верить, что где-то там, на чужбине, в интересах России, нас с вами работают необыкновенно сильные разведчицы. И их имена узнают уже наши дети и внуки, не мы. Разведка все же не публичная профессия...
материал: Ева Меркачева
Московский Комсомолец № 26350 от 4 октября 2013 г.
Публикации за Октябрь 2013