Служба внешней разведки Российской ФедерацииПубликацииПубликации в СМИШикарный бюст русской разведчицы. Оценил Михаил Фрадков

Шикарный бюст русской разведчицы. Оценил Михаил Фрадков

1 Апреля 2011
Шикарный бюст русской разведчицы. Оценил Михаил Фрадков

Ева МЕРКАЧЕВА

Одни говорят, что разведка это не женское дело, поскольку представительницам прекрасной половины трудно хранить тайны. По своей природе они слишком эмоциональны, больше доверяют чувствам, чем логике, и плохо разбираются в политике и военном деле. Другие видят силу женщин–разведчиц как раз в их слабостях. А еще в искусстве перевоплощения, которым они владеют куда лучше, чем мужчины. Кто прав? Пытаясь найти ответ, я всматриваюсь в лицо своей собеседницы Елены Косовой. Она была первой советской женщиной, которая работала в ООН. И никому в голову не могло прийти, что она в то время являлась разведчицей. У нее на счету десятки удачных операций, большинство из которых до сих пор не рассекречены. И ни одного провала. Но мировую известность она снискала отнюдь не как разведчица и даже не как жена резидента внешней разведки Николая Косова, а как... скульптор. Ее работы сегодня — в лучших музеях разных стран. Она лепила Маргарет Тэтчер, Брежнева, де Голля, Кеннеди и... даже своих коллег–разведчиков. Именно разведка научила ее запоминать лица и видеть в человеке то, что скрыто от посторонних глаз.

"В нашей разведке женщина не приманка"

— В годы войны я мечтала пойти на фронт, даже записалась на снайперские курсы, — начинает свой откровенный рассказ Елена Александровна. — Увидела как–то объявление, что принимают юношей и девушек в высшую военную школу МГБ. Я тогда не знала, что это и есть школа разведки. Папа был командующий внутренними войсками МВД, и он был против моего решения. Говорил: "Ну что тебе там делать? Это не женский путь. Ты что, подвигов захотела?". Но переубедить ему меня не удалось.

— И чему вас учили в школе разведки?

— В основном иностранным языкам. У нас на группу из 5 человек было 6 преподавателей английского, причем почти все профессора. Требовали так, что я не могла продохнуть. Мы слушали американское радио, учились быстро записывать... Нам полгода не давали значения английских слов, которые мы запоминали: отрабатывали вначале одно только произношение. Но когда мы приехали в США, я была разочарована. Как только начинали говорить, все понимали, что мы приезжие. Благо что мы не были нелегалами, и даже по легенде мы представлялись русскими, иначе наш английский грозил бы провалом.

— Почему так вышло?

— Потому что учили мы английский по Джеку Лондону, по другим классикам. Контрольные делали по экономическим текстам, которые изучают в Англии только определенные типы (их называют "котелки"). Вот представьте, если я сейчас в магазине скажу продавцу: "Не будете ли вы настолько любезны, чтобы дать мне вот эту корочку хлеба. Я вас заранее благодарю". Что он подумает? То–то. А нас примерно так учили. И, помню, в Штатах хозяин одной лавки мне сказал: "А вы на каком языке вообще разговариваете?". Это он так пошутил. Потом добавил, мол, не берите в голову. Но как не брать? Нам пришлось спешно осваивать язык разговорный.

Шикарный бюст русской разведчицы

— В Америку вы были командированы Центром вместе с мужем?

— Да, когда я окончила школу, мы поженились. Я работала в отделе "В" Комитета информации (так тогда называлась внешняя разведка) и вела американское направление. И вдруг нас с мужем в 1949 году посылают в командировку в Штаты, обоих в качестве русских корреспондентов ТАСС. Приезжаем в Нью–Йорк, а начальник ТАСС (он, конечно же, понимал, кто мы и откуда) говорит, мол, штат переполнен. И чтобы освободить место для меня, ему придется уволить негритянку, у которой трое детей. Я отказалась. И потом я стала работать в представительстве СССР при ООН. У меня была надежная легенда, что я закончила какой–то институт тихоокеанских отношений, являюсь специалистом по защите прав женщин и т.д. Помню свое первое появление в ООН. Меня принял первый зам. секретаря международной организации. К моему удивлению, он заговорил со мной на чистейшем русском языке. Да на таком красивом! Оказалось, что был сыном китайского посла в Петербурге и там заканчивал университет. Я ему сразу понравилась — худенькая, симпатичная, бойкая, сообразительная, с отличным чувством юмора. И если наши предложили меня на первую ступень политического офицера, то он прислал свое заключение, что берет сразу на вторую, повыше. И я сразу стала получать в ООН зарплату, как наши мужчины. А поручили мне африканский участок по несамоуправляемым территориям. И я выступала с докладами, делала анализ и вообще выполняла свою официальную работу так, что никто не мог придраться.

— Вы были первой советской женщиной в ООН?

— Да. Помню, об этом сразу написали все газеты. Когда мне дали отдельный кабинет, дверь туда не закрывалась. Все без конца заходили, как в зоопарк, чтобы поглазеть на меня. И я тогда среди наших была единственной, кто водил машину (научилась тайком от папы еще в юности).

— А в разведчицы брали только таких вот, как вы, — симпатичных девушек?

— Никакого отсева по внешним данным не было. Но действительно, все женщины–разведчицы, которых я знала, были очень интересной наружности. Наверное, это совпадение.

— А перед вами Центр часто ставил задачу очаровать кого–то?

— Никогда. Вообще многие считают, что женщина занимает в разведке особое место главным образом как соблазнительница. Что ее используют как наживку. И что если она идет на встречу с информатором, то будет применять свои чары. Уверяю вас — наши к таким методам не прибегали. Может быть, потому, что в этом просто не было необходимости. Мы работали с таким количеством людей, что всегда могли выбирать информаторов. Но попытки мужчин–иностранцев подойти ко мне поближе, конечно, были. Помню, стал захаживать один француз, пригласил на ланч. Я в ответ: "С удовольствием!". И пришла. С мужем. (Смеется.)

— Вам приходилось самой вербовать?

— Нет, мне давали готовых информаторов. И обычно это были женщины. Общение двух дам, их "случайные" встречи в кафетерии, магазине, парикмахерской ни у кого не вызывают подозрения. Как–то меня пригласил резидент и сказал, что мне предстоит вести конспиративную связь с ценным источником. Эта женщина работала в делегации одной из европейских стран при ООН. Нам удавалось обмениваться с ней информацией, даже когда она в торговом центре спускалась на эскалаторе вниз, а я на соседнем поднималась вверх. Одно рукопожатие, дружеское объятие — и шифровка у меня. Благодаря этой связи Центр регулярно получал информацию, касающуюся позиций стран НАТО по глобальным мировым проблемам.

Глава Службы внешней разведки Михаил Фрадков вручает Косовой премию СВР России за 2010 год (за скульптурные портреты выдающихся разведчиков). фото: СВР

— Кто еще был в числе ваших информаторов?

— Многие эпизоды не рассекречены, и я не могу о них говорить. К тому же там были задействованы американцы, которых и сейчас можно вычислить по моим описаниям. Скажу лишь, что я постоянно поддерживала связь с американкой, работающей в важном государственном ведомстве. Когда с ней встречалась, была предельно собранной. Любая оплошность могла дорого обойтись даже не столько мне, сколько ей.

— Это ведь был период "холодной войны", так что все американцы, наверное, на вас смотрели искоса?

— Вообще американцы — очень славный народ, и они похожи на нас, русских. Они относились к нам с теплотой. Когда узнавали, что мы русские, так душевно принимали! Но это я говорю именно о простых людях, а на уровне правительства все было иначе. Готовилась атомная война, и мы знали достоверно, что примерно в апреле 49–го США хотят скинуть на Россию бомбу. И перед нами стояла задача ни много ни мало спасти родину, так что мы не могли ни о чем другом думать. Американская контрразведка лютовала. За каждым человеком из Союза неотступно следили. Были введены драконовские меры по перемещению советских дипломатов, число которых сократили до минимума — оставшимся запрещалось даже покидать город.

В Нью–Йорке я работала не на технической работе, а на оперативной. Была связником в группе Барковского (как раз он занимался атомной бомбой). Он мне давал поручения — скажем, напечатать письмо в перчатках, в другом районе бросить в определенном месте, с кем–то встретиться.

— Это случалось каждый день?

— Конечно нет, по мере надобности. Помимо этого, помню, у оперативного секретаря нашей резидентуры что–то случилось. Ее спешно отправили на родину. А мне поручили выполнять ее функции. Для этого мне пришлось научиться печатать на машинке.

— Секретные донесения печатали дома?

— Что вы! Дома нельзя было держать вообще никаких компрометирующих вещей. Мы никогда не говорили о нашей работе и вообще ни о чем таком с мужем. Если ему надо было знать, удачно ли я выполнила задание, я, вернувшись домой, слегка кивала ему головой. Мы научились понимать друг друга без слов, только по глазам. Так что даже если была прослушка, нас бы не раскололи.

— Где находилась резидентура?

— В советском посольстве. Наша комната (где был радист) находилась на верхнем этаже, и чисто теоретически нас могли слушать со стороны крыши. Потому всегда подстраховывались. Использовали шифры.

Я на машине из ООН ежедневно ездила вечером в резидентуру. И каждое утро у меня так же начиналось. Кстати, я и перед нашими советскими гражданами, работающими в посольстве, была закрыта. Официально я отвечала там за архив экономического отдела.

фото: Ева Меркачева

— То есть параллельно вели как бы еще одну жизнь, третью?

— Даже четвертую (если семейную учесть, а я ведь старалась быть хорошей хозяйкой). А еще я была массовиком–затейником для дипломатов. Организовывала самодеятельность, пела, танцевала. Но тогда сил на все хватало. Может быть, потому что я в семье такой воспитывалась... У меня отец был генералом, брат генерал, и муж тоже стал генералом. А сама я старший лейтенант. (Улыбается.) Но чувство патриотизма всегда давало мне столько энергии.

— На грани провала часто были?

— Это весьма относительно. Ведь в разведке каждый день сопряжен с риском в той или иной степени. Иногда опасность подстерегала там, где и не ожидаешь. Помню, у меня как–то ночью случился необычный сердечный приступ (мы тогда снимали дачу в 120 км от Нью–Йорка). Муж вызвал доктора, но прислали полицейскую "скорую помощь", которая была поблизости. Там сразу поняли, что у меня со щитовидкой проблемы, и решили меня срочно госпитализировать. Но мне ведь ни в коем случае нельзя было в американскую больницу!

— Почему?!

— Есть такое понятие, как "токинг драг". Что–то вроде детектора лжи, только человека раскалывают с помощью лекарственных препаратов. Дают таблетки, и он отвечает на любые вопросы. Потому нам, разведчикам, запрещалось проходить даже медобследование без присутствия наших докторов.

— Какое задание вам больше всего запомнилось?

— Наш нелегал (такой как Штирлиц) как–то должен был встретиться с сотрудником диппредставительства. Он уже выехал, но пришла телеграмма из Москвы, в которой говорилось, что ни в коем случае нельзя допустить эту встречу. А тут за всеми нашими наружка была. Только за мной американская контрразведка не следила. Так что пришлось ехать мне. Хотя вообще запрещалось покидать город, я прорвалась. К подобной встрече вообще готовятся дня три. Смотрят, в какой ресторан человек зайдет, где его можно проверить, нет ли за ним хвоста. Но у меня не было на все это времени, на "маршруте" я его не смогла перехватить и приехала на место самой встречи. Это был крайний вариант, к которому можно было прибегнуть в самых критических случаях. И вот из кустов выходит парень кудрявый. Я сразу поняла — наш! И он почувствовал, что произошло что–то, и отошел в сторону. А тут идет тот, к кому наш Штирлиц приехал. Я ему даю понять, мол, встреча отменяется. Он сначала ни в какую — как так! Едва убедила. А наш Штирлиц вскочил в автобус и три дня по стране ездил, чтобы убедиться, что за ним слежки нет.

— Прослушивающие устройства, всевозможные диктофоны и видеокамеры вы использовали?

— Нет, ничего такого не было. Донесения обычно мне передавали в таких маленьких капсулах (в виде кинопленки). В моем "Бьюике" была пепельница. В случае опасности я нажимала кнопку, и капсула сгорала в течение минуты. Как–то раз я ехала в другой штат, везла донесение. И тут меня в тоннеле неожиданно остановил полицейский. Я уже приготовилась сжечь капсулу, но он сказал, что на дороге затор и нужно немного обождать. Переволновалась я тогда сильно. В другой раз я нарушила правила дорожного движения. Думала, что все, пропала (а мне муж перед этим в кино, где у него была встреча с агентом, отдал эту штучку, чтобы я отвезла куда надо). И снова приготовилась сжечь донесение, хотя оно было весьма важным. Но тут говорю полицейскому: "А где у вас улица невест?" — она действительно была поблизости. Он мне: "А вы что, невеста, едете на свадьбу? Ну тогда не буду задерживать вас, но впредь не нарушайте". Вообще каждый раз что–то случалось. Это было романтично, интересно. Мы тогда сами были молодые — и нам все это нравилось.

"Лепить я начала в 50 лет"

— Почему вы решили уйти из разведки?

— В 30 лет я узнала, что жду ребенка. Это все меняло. Я решила посвятить себя ему. Мама моя была больная, помочь некому. Да и вообще я бы никому не доверила сына. К тому же я не хотела рожать в Штатах. Ведь по местным законам ему тогда пришлось бы служить в американской армии.

Маргарет Тэтчер понравился бюст, который сделала для нее Елена Косова.

— Я была уверена, что разведчики связаны навсегда...

— Никакой кабалы нет. Я пришла и попросила отпустить меня года на три. А мне в Центре предложили уволиться, а потом, если захочу, вернуться, когда будет угодно. Я так и не вернулась.

— Вы никогда не жалели, что ушли из разведки?

Нет. К тому же разведка навсегда осталась в моей жизни — я ведь была женой разведчика... И когда мы с мужем жили в Голландии, частенько замечала за собой слежку. Нас тогда подозревали: муж в Штатах был корреспондентом, а в Голландии он уже в качестве дипломата... Так ведь не бывает. Но вообще мне часто приходилось ему помогать. Если были на приеме, он просил подойти к такой–то паре, познакомиться, разговорить и т.д. Но это была для меня уже не работа, а помощь близкому человеку. В Москве мы никому не говорили, что он разведчик. Все думали, что просто в КГБ работает. Вели нормальный образ жизни и старались ничем не отличаться от других. Так полагалось.

— А когда открыли в себе талант скульптора?

Это произошло неожиданно, когда мы жили в Венгрии. Муж был представителем КГБ СССР, и у него была сверхважная миссия. Помню, когда мы приехали туда, кто–то из дипломатов обронил, мол, раз СССР прислал Николая Косова, значит, готовится что–то серьезное. А у меня будто взрыв творческий случился. И это, заметьте, в 50 лет. Теперь я всем говорю — не бойтесь искать свое призвание в любом возрасте! Пусть мой пример вдохновит кого–то. Мой венгерский учитель объяснил, что мое творчество — выход накопившихся впечатлений, полученных от разведки. Пожалуй, благодаря ей я научилась быть предельно внимательной, запоминать лица, малейшие детали, видеть в людях внутреннюю духовную суть.

Первой сделала скульптуру Петефи (любимого писателя венгров), ее тут же оценили. Внушили мне, что я прирожденный скульптор. Я вступила в члены Союза художников СССР, но встретили меня там неважно. Слышали, что я из КГБ (а мы же тогда не могли сказать, что на самом деле мы из разведки), и меня сторонились. Уж не знаю, что они тогда обо мне думали. А потом искусствоведы стали говорить, что у меня почерк необычный, мне удается передать внутреннее состояние человека, обо мне стали писать в газетах по всему миру.

— Правда, что вы лепили Маргарет Тэтчер и даже подарили эту свою работу?

— Да, мы встречались с ней. И ей понравилось, как я ее вылепила. Мне было очень приятно.

— Если бы пришлось выбирать между двумя профессиями — разведчицы и скульптора — на чем бы остановились?

— Тогда, в молодые годы, — только разведчица. Я была (и остаюсь) патриоткой и мечтала сделать что–то для своей страны. Но сейчас считаю себя именно скульптором и прошу своих поклонников воспринимать меня именно в этой ипостаси.

— Но следите за новостями в мире разведки? Что думаете про громкий шпионский скандал в Штатах, в котором фигурировала ваша тезка?

— Слежу по мере возможности. И скажу вам, что в разведке все не так, как может показаться. Непосвященный меня не поймет...

— Как вы считаете, роль женщины в разведке сегодня во всем мире возросла?

— Мне сложно судить, что происходит сейчас. Но женщины всегда играли серьезную роль в этом деле. Думаю, ничуть не меньше, чем мужчины. Вот на сегодняшний день рассекречены несколько наших женщин–разведчиц. Но ведь все они выполняли совершенно разные функции и задачи, что говорит о том, насколько широкое понятие самой разведки. Одни разведчицы добывают конфиденциальную информацию, другие обеспечивают безопасность на конференциях, третьи занимаются вербовкой, четвертые... Кому–то приходится бывать, как я люблю говорить, "в горячих окопах холодной войны", а кто–то успешно трудится на родине. Что касается разведки во всем мире, то в службах разных стран женщин могут использовать в этом деле по–разному. Где–то действительно как наживку.

— Не было желания "сделать" Путина? Он все–таки бывший чекист.

— Именно как коллегу я его и воспринимаю. И, конечно, я бы хотела его вылепить. Но только уже чуть ли не сто скульптур его есть. А его все продолжают лепить и рисовать...

— А кого хотели бы сейчас вылепить

— Мужа. Тогда, возможно, найдет выход моя грусть, которая все время накапливается. Говорят, время лечит. Нет, оно только разжигает большую тоску. Вот он умер 5 лет назад, и нет такого дня, когда бы я не плакала и не вспоминала о нем. Я иногда смотрю нынешние фильмы и скажу вам — мы не то называли любовью, что называют сейчас. Мы вошли друг в друга так, что я иногда не понимала, кто я ему — мать, жена, дочь. Он был самый дорогой для меня человек, хотя мы, конечно же, иногда ругались. Мы, наверное, из той древнегреческой легенды об андрогине, которого разделили на две половинки.

Справка МК:

Елена Косова. Сотрудница Службы внешней разведки. Оперативный псевдоним Анна. Работала в Нью–Йоркской резидентуре, в том числе с группой Владимира Барковского, занимавшегося научно–технической разведкой в рамках проекта, сыгравшего важнейшую роль в создании атомного оружия в России. В органах государственной безопасности с 1947 года. Страны пребывания — США, Голландия, Венгрия. Разведчик Николай Косов помимо всего прочего был блестящим журналистом, вице–президентом Ассоциации иностранных корреспондентов при ООН. Был переводчиком Молотова, сопровождал в зарубежных поездках Хрущева, Булгарина.

Поделиться ссылкой
Поделиться ссылкой