ЛОНСДЕЙЛ, БЛЕЙК И ДРУГИЕ

В 1942-м Василий ДОЖДАЛЕВ ушел на фронт с 4-го курса Московского авиационного института. Войну закончил сержантом, командиром противотанкового орудия. Был награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды и Славы, двумя медалями "За отвагу", одной — "За боевые заслуги". Генерал-майор в отставке, профессор Академии внешней разведки Российской Федерации рассказывает о себе, о службе, о товарищах...

 — В сентябре 1945-го был Приказ Сталина демобилизовать бывших студентов, и я снова вернулся на учебу. Окончил институт, был оставлен при кафедре тепловых двигателей, намерен был заниматься научно-исследовательской работой. Но летом 1949-го все вдруг повернулось по-иному: однажды меня вызвали и сказали, что тогда-то надо явиться на Старую площадь. 
Явился. Представительная команда сидит за столом — и в военных мундирах, и в цивильном. Говорят: "Состоялось решение о направлении вас на работу в разведку". Я сказал, что не уверен, подойду ли, есть ли у меня качества, необходимые для этой работы... Ответили: "Мы думаем, что вы справитесь!" И весь сказ.

- Языками вы тогда владели?

 — Когда-то в институте учил английский. На фронте набрал какую-то долю немецкого. В общем, все сначала надо было начинать. Десять месяцев учебы в разведшколе, еще столько же — работа в Центре, и летом 1951 года — командировка в Англию. Однако в этой интересной стране мне тогда довелось поработать немного. Я только-только начал вживаться в обстановку, как пришлось выехать на работу в ЮАР, где я исполнял обязанности генерального консула...

- А какие там были интересы у нашей разведки? 

 — Больших интересов не было, и по самой ЮАР разведки мы не вели. Так ведь и западники юаровцев не ахти как воспринимали — только как союзников в решении каких-то своих проблем. Это были 1952-1956 годы, "холодная война". В те годы муссировался вопрос о расширении сферы НАТО и на Южную Атлантику
ЮАР, конечно, экономически, технически и территориально была бы форпостом... Естественно, эти вопросы всячески зондировались: мы отслеживали политику США, Англии, других западных стран в этом направлении.

- Конечно, в этой работе была своя специфика...

 — Еще какая! Причем главную трудность эта специфика представляла не для оперативной работы, а для выполнения дипломатических функций. Ведь в ЮАР нельзя было смешивать черных и белых. То есть невозможно, чтобы, скажем, на приеме были одновременно и те, и другие. Нарушение законов! А мы, советские люди, не можем руководствоваться расовыми принципами! И вот перед приемом 7 ноября я послал телеграмму Вячеславу Михайловичу Молотову. Ответ был удивительный: "Приглашайте тех и других, только делайте это осторожно". Но как?!

Кстати, одной из причин, почему власти ЮАР в 1956 году прервали с СССР консульские отношения, как раз и было нарушение нашей страной закона о расовой сегрегации.

Отмечу, что в небольшом коллективе консульства я был единственный дипломатический работник. Остальные — технический состав. И по телефону надо было ответить, и письмо на английском написать да самому и отпечатать, потому что машинистка печатала только по-русски — отчеты для МИДа...

- В общем, опыт вы получили там богатый...

 — Да, Африка подготовила меня к серьезной работе. Поэтому через два года, после того как я вернулся, я поехал в Англию, где меня посадили на группу наших серьезных источников, составлявших костяк всей поступающей информации.

- Василий Алексеевич, если можно — об этом подробнее.

 — Были у нас интересные контакты по научно-технической разведке. Конечно же, по военной. Политические контакты были очень хорошие. Один из них до сих пор в моих друзьях ходит — позавчера мы вместе чай пили. Это Джордж Блейк.

- Это имя занимает достойное место в истории нашей разведки! Но работать с ним, понятно, начинали не вы...

 — Да, мне его передали в 1958 году, когда он отработал в Западном Берлине, в своей резидентуре, и возвратился в центральный аппарат.

- Вы работали под дипломатическим прикрытием, поэтому вряд ли сотруднику британской разведки можно было встречаться с вами в открытую... Как же вы работали с Блейком? -

 — Прежде всего учтите, что Георгий Иванович — так мы его называли — разведчик-профессионал высокого класса. Будучи сотрудником английской разведки, он был обучен всем премудростям разведывательного искусства. Знал оперативную обстановку в городе, умел проверяться от наружного наблюдения и никогда не выносил секретных документов из своего учреждения. Встречались мы с ним один на один в городе в условиях, я бы так сказал, гарантированной безопасности. В местах, где появление двух людей и их беседа не вызовет подозрения и никто не обратит на них внимания.

 — Какие места?  

 — Это надо Лондон знать, дорогой мой! Если конкретнее, то спокойные жилые районы. Полностью исключается центральная часть. Время — вечернее, после работы. Он едет домой своим обычным путем. Потом где-то сходит с поезда, имея предлог, зачем он сошел — заход в магазин, еще что-то, и тогда мы по соседней улице походим, погуляем, обсудим свои вопросы...

- А бывало, что, направляясь на встречу, вы обнаруживали за собой наружное наблюдение? Что тогда делали?

 — Наружное наблюдение бывало. Если так, то ни на какую встречу идти нельзя и отрываться не следует. Делаешь вид, что ничего не замечаешь и "легендируешь" свой выход — пойдешь, например, купишь книжку. Многие разведчики покупают галстуки, и некоторые, за кем часто ходят, жалуются, что у них этих галстуков — уйма!

Проверка необходима самая тщательная и самая серьезная. Скажем, по такой улице идешь, где практически ты один. Бывало, что проверка и в пешем порядке, и на машине. Только потом выходишь в район встречи...

- Но ведь не всю информацию можно передать на словах или в конверте. А как было, если материал более объемный?

 — Конечно, когда получаешь "живой" материал, который надо возвращать, сложности бывают, и еще какие... Скажем, Блейк сам фотографировал материалы, все, что проходило через него. Но ведь в агентурной работе бывает и так, что "живой" материал — габаритный.

Здесь вспоминается Портлендское дело, где мы давали материалы для нашего Военно-Морского Флота. Агент приносил на встречу чертежи подводной лодки — размером с эту комнату! — и надо было возвращать их на место... Чертежи для нас были очень интересные: компоновка первых атомных подводных лодок.

- Понятно, что тут прогулкой по улице обойтись было нельзя.

. — Да, в этих случаях организовывалась встреча с использованием машины. Надо было спланировать все таким образом, чтобы успеть отвезти, сфотографировать и привезти материалы, пока с агентом проводится встреча, обсуждаются какие-то вопросы, ставятся новые задачи.

- Василий Алексеевич, а что это за "Портлендское дело"? 

 — В Портленде находятся база британских ВМФ и Центр подводных исследований, где проводились разработка и испытания различных видов приборов для подводных лодок, для обнаружения подводных лодок, конструкций и компоновки новых типов атомных подводных лодок и многое иное. Разумеется, эта информация представляла большой интерес для наших военных моряков. На этой базе у лондонской резидентуры имелось два агента. Дело в том, что в свое время мы "зацепили" шифровальщика британского военно-морского атташе в Варшаве. Он выпивал, женщин любил, и ему нужны были деньги. Деньги нашлись, и с ним была заключена определенная договоренность... Когда он вернулся в Англию, то его взяли в Центр подводных исследований — в отдел кадров, где он имел доступ ко всей секретной информации. Тут мы опять к нему вернулись — с ним и еще одним агентом в том же Центре работал мой предшественник, потом передал их мне.
Сложность работы с этими агентами была в том, что они работали и жили на южном побережье Англии, а я — в Лондоне. Чтобы выехать за пределы 25-мильной зоны, следовало послать в МИД нотификацию, получить разрешение. Съездишь раз-другой туда, где военно-морская база и Центр подводных исследований, — контрразведка мигом все это дело остановит. Поэтому встречи с агентами проводились в Лондоне, хотя их регулярные поездки в столицу тоже могли привлечь внимание спецслужбы.

- Но вы же не скажете, что от такого источника пришлось отказаться...

 — Конечно нет! В ту пору в Лондоне начала активно работать наша нелегальная резидентура Лонсдейла. "Бен" — таков его псевдоним — был легализован как канадец Лонсдейл. Товарищу "Бену" и отдали этих агентов: он был свободный гражданин и мог ездить куда ему вздумается...

- Лонсдейл — легендарный разведчик Конон Трофимович Молодый. Расскажите, пожалуйста, о нем подробнее.

 — Сделать коротко очень сложно — ведь о "Бене" написаны книги, он послужил прообразом героя популярнейшего фильма "Мертвый сезон". В его семье мужчины традиционно были физиками, а женщины — врачами. В Великую Отечественную войну Конон служил в войсковой разведке, не раз ходил в немецкий тыл за "языками" и после Победы вернулся с целым иконостасом орденов и медалей. Затем, окончив Институт внешней торговли, Молодый стал служить во внешней разведке.

Он был прикрыт, как бизнесмен, но не просто был "легендирован" под бизнесмена — он жил этой жизнью. Создал фирму по эксплуатации игровых автоматов. Потом еще одну: по производству каких-то хитрых замков. Этот его замок получил золотую медаль на Брюссельской выставке. Если в начале своей работы он был, так сказать, на содержании государства, то потом уже он себя сам обеспечивал полностью, стал надежно зашифрован. Расчетный счет в банке, все можно проверить... "Бен" был изумителен тем, что, находясь на нелегальном положении, чувствовал себя как дома. Никаких сомнений — что это опасно, не опасно — не было. Но позже он мне говорил: "Знаешь, я все-таки думал, что провал может быть. Теоретически. Эта мысль нужна была, чтобы всегда помнить, что я должен сделать в случае провала: А, Б, В... Чтобы мобилизованности своей не терял". А я считал, что он об этом и не думает совершенно.

- Вы также встречались с ним на улицах Лондона?

 — Также — это альфа и омега организации встреч. Но только Центр поставил условие, чтобы разговоры велись на английском. Я ему это сказал, но он ответил: "Нет-нет-нет, так быть не может!" Он написал в Центр: "Вы что, хотите, чтобы я русский язык забыл?" И Центр согласился, чтобы мы разговаривали по-русски, но предупредил: "Уж вы осторожно!" Будто мы сами не знали!

Он был, я бы сказал, жаден до работы. Вспоминаю, ждем мы его из отпуска — он должен поставить сигнал, что вернулся. Иду на обед домой — ничего нет. Иду с обеда — стоит сигнал. Дня не пропускает, готов к работе!

Я всегда думал, что это он по натуре своей такой веселый и бесстрашный — но сам факт, что он умер в 48 лет, говорит, что тяготы этой жизни свое дело сделали. И что его всегдашняя улыбка, жизнерадостность — это заданная линия поведения, которой он держался, я бы сказал. Она стала частью его самого, эта линия. Вот такой чудесный человек был...

Конон Трофимович умел располагать к себе людей, так что с агентами, которых он принял на связь, у него установились хорошие отношения. От них стало поступать больше интересной информации. Помнится, что для наших военных моряков большой интерес представляли приборы обнаружения подводных лодок. Информация нелегальной резидентуры "Бена" ставила ВМФ Советского Союза в преимущественное положение по сравнению с британским флотом. Впоследствии о результатах его работы англичане отозвались так: "сколько-нибудь важных секретов в британском адмиралтействе не осталось".

- Скажу банальность: в разведке всего не предугадаешь...

 — Особенно в разведке! "Бен" работал великолепно, все шло без сучка и задоринки, но потом стали появляться какие-то симптомы, которые можно было расценивать как интерес контрразведки. Один раз "Бен" заметил, что кто-то побывал в его квартире (как нелегал, он всегда смотрел, в каком порядке оставляет вещи, как дверь закрыта), и понял, что у него провели обыск... Дальше. Поехал он в отпуск и абонировал в банке сейф, положил туда что-то из ценных вещей — и опять-таки увидел, что там кто-то побывал... Директору банка в сейф лезть незачем. Естественно — контрразведка.

Как только эти факты стали известны, Центр тотчас же дал указание свертывать все дела и уходить. У нелегала есть такая возможность: один паспорт выкинул, другой достал.

 — А почему он не ушел?

 — У "Бена" на связи была агентура. Кроме того, были двое работников его резидентуры — наши люди, нелегалы из Союза... Он решил, что у него еще есть время, что, прежде чем укрыться самому, ему необходимо вывести из-под удара своих людей. Он, действительно, многое успел — провел встречи с агентурой, предупредил о прекращении работы. Оставалась последняя встреча — агенты из Центра подводных исследований... И на этой встрече, 6 февраля 1961 года, его взяли под белые руки — его и двух агентов. Контрразведка взяла его при передаче материалов, что называется, с поличным.

- Где вы были, когда арестовали Лонсдейла? 

 — Я был в Лондоне... Вся наша легальная резидентура была в шоке — когда провал происходит, это психологически очень тяжело переживается. Тем более, мы знали, кого арестовали — наших друзей. Но мы не имели понятия — почему?!

Я, естественно, переживал больше всех — ведь именно я держал связь с "Беном". А в нашей теории связь считается самым уязвимым местом. Неужели именно я где-то чего-то недоглядел?! Мне самому легче было бы в тюрьме сидеть — я хотя бы знал, за что. Впрочем, как только арестовали "Бена", я сразу чемодан в руки — и в самолет. Это было необходимо...

- Так в чем все-таки причина провала?

 — Вскоре выяснилось, что сбежал начальник отдела польской разведки Голеневский. Поехал зачем-то в Западный Берлин — и ушел к американцам...

Когда наши в Польше вербовали шифровальщика военно-морского атташе, то не могли обойти, как мы тогда говорили, "наших друзей из разведки". Мол, не солидно нам в дружеской стране разведкой заниматься... И Голеневский знал об этом, и англичанам стало известно, что был такой агент. Они быстро вышли на него, от него стали смотреть, с кем связан... Проследили "Бена", проследили его двух помощников — это радиоквартира была, домик в пригороде Лондона. Но когда нашли рацию, "Бен" сказал, что это он подвел своих друзей, которые ничего не знали, участия не принимали, и он без их ведома спрятал у них рацию.

- Такой позиции он держался и на суде...

 — Да, поведение "Бена" на суде было просто великолепным. Когда судья пытался его допрашивать, он сказал: "Не трудитесь, ваша милость! На все ваши вопросы будет ответ: "Нет!" Потом он сел и начал жевать резинку. И жевал ее десять дней. Слово он попросил только в самом конце — и всю вину взял на себя. 23 марта 1961 года его приговорили к 25 годам лишения свободы, его помощников — к 20, агентов из Центра подводных исследований — к 15 годам тюрьмы. Это был очень жесткий приговор...

- Кстати, кто были нелегалы — помощники Молодого?

 — Это были супруги Коэн, которые в числе других разведчиков — участников решения так называемой "атомной проблемы" стали Героями России. А Лонсдейл, когда вернулся, отсидев в тюрьме почти три года, был награжден орденом Красного Знамени. Что интересно — это, конечно, недогляд был англичан — в тюрьме Лонсдейл встречался с Блейком. Он знал про него из прессы. И он почувствовал, что надо подбодрить товарища. Он сказал: "Не унывай! Мы с тобой через четыре года будем в Москве на Красной площади смотреть военный парад!"

Пророческие слова! Через три года "Бена" обменяют на Винна — связника Пеньковского, потом Блейк убежит из тюрьмы и окажется в Советском Союзе — и они действительно вместе посмотрят парад на Красной площади. А Коэнов потом обменяли на английского шпиона Брука и еще кого-то...

- Ну а как вас встретили на Родине?

 — Встретили меня хорошо, потому что Центр уже знал истинные причины провала резидентуры "Бена". И я продолжал трудиться в Службе внешней разведки до выхода на пенсию в 1990 году. Впрочем, я и сейчас продолжаю преподавать в нашей академии.