Служба внешней разведки Российской Федерации

Московский комсомолец, 6 Октября

Фото: AP

Передо мной человек, который лично знал «ликвидатора» революционера Льва Троцкого и убийцу 35-го президента США Джона Кеннеди. Причем не просто знал, а провел с обоими немало времени. И этот человек не следователь, не прокурор и не судья, а... советский разведчик.

Мой собеседник обладает удивительным даром оказываться рядом с теми, кто «делает историю» как в хорошем, так и плохом смысле этого слова.

И эта черта у него с самого детства, которое он провел по воле судьбы на «явочной квартире» в окружении чекистов. Уже будучи кадровым сотрудником КГБ, он обеспечивал за рубежом безопасность советских космонавтов, предотвращал «звездопад» (эмиграцию известных артистов за рубеж), ловил шпионов и обнаруживал предателей.

Обо всем этом беседа обозревателя «МК» с одним из старейших ветеранов разведки и контрразведки Олегом Максимовичем НЕЧИПОРЕНКО, которому недавно исполнилось 93 года.

Детство на «явочной квартире»

Встретились с легендарным разведчиком мы у него дома, в квартире обычной московской многоэтажки. Олег Максимович заваривает чай, открывает коробку с пирожными. А я замечаю стоящую в углу картину, на которой акварелью изображен рыбак — ну точь-в-точь Нечипоренко.

— Автопортрет, — подтверждает Олег Максимович.

— Так вы еще и художник! — поражаюсь я, зная о множестве других талантов разведчика.

— Я с детства любил рисовать, особенно портреты. А потом в юности в художественный кружок ходил. Только в последние годы не брал кисти в руки. Все-таки возраст.

— Правда, что вы чуть ли не с детства занимаетесь разведкой и вся ваша жизнь конспирация?

— После эвакуации мы вернулись в Москву, в нашу квартиру, которую использовали для своих встреч чекисты. Родные мне говорили, что частые гости якобы ученики моего отца, который был полиграфистом. Но скоро я познакомился с этими «учениками», подружился. Много с ними общался. За время учебы в школе и Институте иностранных языков я никому не хвастался, что был знаком с такими людьми. Хотя сам мысленно «надувался», гордился тем, что по воле случая оказался внутри некой тайной жизни. Это и предопределило мой выбор.

— Кстати, про школу. Правда, что вы в первый класс пошли в 10 лет?

— Да. Раньше не мог, переболел еще до начала войны, ну а потом эвакуация... Только в 1942 году сел за парту и был в классе самым высоким. Но никто меня не дразнил. Наоборот, все уважали, а может, и немного побаивались.

Обратила внимание в вашей биографии на то, что в детстве вы были хулиганом. Запомнился случай, когда вы где-то раздобыли киноленту, нарезали, соорудили из нее дымовые шашки и разложили по подъездам домов. Или другой, когда вы нашли пулеметные ленты и раскладывали их на трамвайных путях вдоль Сретенского бульвара. И все это в военные годы!

— Было, что уж говорить. Вагоновожатого одного сильно напугали взрывами, да и жильцов в районе. И сам я травмы получал. Понимаете, тогда для нас, детей, слово «война» воспринималось скорее как игра взрослых, как что-то новое, что привнесло в жизнь развлечения. Смерть не казалась настоящей, страха перед ней не было. Когда мы узнавали о месте падения бомб в нашем районе, то тайно отправлялись туда — в разведку. В бомбоубежище ходили скорее из любопытства, а не чтобы спрятаться. Для нас, мальчишек, было радостью, когда милиционер давал потрогать револьвер, штык-нож...

— В разведку вас взяли сразу?

— Я окончил переводческий факультет 1-го Московского государственного института иностранных языков. Но еще учась там, знал, куда пойду. А по окончании вуза на меня заявка пришла из Управления КГБ по Москве. Так я и был официально распределен в Комитет вместе с еще 11 сокурсниками. Но с самого начала появились сложности из-за моей честности. Я в медицинской анкете написал про перелом колена — с такой травмой, как оказалось, не берут. Но кадровик пообещал устроить еще одну комиссию и научил, как правильно отвечать, в том числе отрицательно на вопрос, проходил ли я ранее военно-врачебную комиссию. Пока мое оформление затягивалось, меня привлекли в качестве переводчика на Всемирном фестивале молодежи, который проходил в Москве, а потом в Киеве на Конгрессе Всемирной федерации демократической молодежи летом 1957 года.

— Правда, что вы тогда узнали о легендарном Рудольфе Абеле и решили стать на него похожим, а потом подружились?

— Не совсем. Тогда я в американской газете прочитал об аресте советского разведчика и его фото увидел, где он с таким пронзительным взглядом. Подружиться с ним было бы счастьем. Но увы. Я встретил его всего один раз в жизни. Это произошло в начале 70-х в столовой в здании КГБ на Лубянке.

— Расскажите!

— Дело было так. Я шел с подносом, на котором стояли тарелки. Искал свободный столик. Заметил, что есть место за столиком, где сидел пожилой человек. Спросил у него, можно ли присоединиться. Он кивнул и поднял глаза. И я по взгляду сразу же понял, кто это! Именно его фотографию я видел в газете. Ну и, собственно, так мы с ним вместе пообедали. Это было мое единственное общение с живым «экспонатом» (так он сам себя называл в узком кругу). И спустя несколько месяцев после этого обеда я узнал, что Абеля не стало.

А с его дочерью, Эвелиной, я был очень долго знаком. Удивительный человек. Она переводчица, лингвист, цветовод. Я не раз бывал у нее на даче, где есть большая оранжерея. Помню, однажды я остался у нее в гостях на ночь, и она отвела мне комнату в отдельной пристройке на втором этаже. Это был кабинет и мастерская Абеля. Комната представляла собой маленькую мансарду с очень скромной обстановкой: стол, стул, тахта. На последней я и спал, точнее, заснул только на рассвете, потому что думал про хозяина этого кабинета и его судьбу. Мне почему-то казалась она очень близкой к моей собственной. Наверное, потому что после восьми лет работы в Мексике я получил там звание персоны нон грата.

Убийце Троцкого был нужен психолог

— Расскажите, пожалуйста, о вашем первом серьезном задании.

— О, это очень интересная история. Мне предстояло поработать с агентом-иностранцем в Москве. И это было довольно неожиданно. Дело в том, что я тогда собирался в первую зарубежную командировку и не хотел «светиться» перед неизвестными мне иностранцами. Но вот что оказалось. Речь шла не о ком-нибудь, а о Рамоне Меркадере, который имел псевдоним Гном. Именно этот человек в августе 1940 года в Мехико убил революционера Льва Троцкого. То есть это был творец такого события, которое навсегда вошло в историю.

— В Москве Меркадер оказался после того, как его выпустили из тюрьмы в 1960-м?

— Да. Вкратце попробую напомнить читателям. Троцкий обосновался в пригороде Мехико в плотно охраняемом особняке с высоченным забором. Первое покушение на него, предпринятое по приказу Сталина, не удалось. Боевики мексиканского художника Сикейроса проникли в дом, изрешетили комнату Троцкого пулями, но тот с женой спрятался под кроватью и даже не был ранен. А 20 августа 1940 года испанский коммунист Рамон Меркадер нанес Троцкому смертельный удар ледорубом по голове. Знал, что уйти вряд ли получится, но приказ выполнил. После покушения он был схвачен и осужден за убийство на 20 лет. Несмотря на все старания НКВД обменять его, отсидел в тюрьме ровно два десятилетия. Мне было известно, что наши спецслужбы многое сделали, чтобы как-то облегчить условия содержания Меркадера. Они пытались устроить побег или добиться досрочного освобождения, но это было сложно, потому что за его судьбой следил весь мир. После того как тюремный срок закончился, он прибыл в Советский Союз. Опекали его советские спецслужбы. И вот как раз в мою задачу входило оказывать ему и его семье помощь в обустройстве в Москве.

— А что конкретно вы должны были делать для него?

— Решать все бытовые вопросы и проблемы. По существу, стать его опекуном. Сами представьте: оказаться в Москве с женой, не говорящей, как и Гном, по-русски.

— Помните вашу первую встречу с ним?

— Конечно. Это было на автобусной остановке около станции метро «Площадь Революции» (символично, не правда ли?). Опишу вам, как он тогда выглядел. Высокого роста, с темными волосами, в очках с толстыми линзами, из-за которых у него глаза казались выпуклыми. Одет был в пальто. Мы поздоровались, пожали руки и двинулись в сторону Музея Ленина. По дороге говорили о чем-то отстраненном. Я уже и не помню, о чем именно, но точно не затрагивали тему убийства Троцкого и тюремного заключения, тем более что мое руководство не рекомендовало мне расспрашивать о прошлом Гнома. Напоследок обменялись телефонными номерами. С этого момента я стал его «опекать». И уже потом узнал, что он к тому моменту был Героем Советского Союза, ну и вообще личностью, известной во всем мире. Кстати, изначально псевдоним Рамона Меркадера был Раймонд, созвучный с его именем. Позже в целях конспирации он получил псевдоним Гном. Это был парадоксальный псевдоним, так как Рамон был рослый, атлетически сложенный мужчина, совсем не похожий на гнома.

— И как вам роль «няньки» ликвидатора Троцкого?

— Надо признать, оказался Меркадер очень скромным человеком, о чем бы то ни было просил очень редко. Обычно речь шла о его супруге Ракелии, о помощи ей с медицинским обеспечением. Ракелия была мексиканкой по происхождению, и в московском климате у нее начались проблемы со здоровьем. Я договаривался, чтобы ее осматривали и лечили врачи ведомственной поликлиники. Вот с ней я даже больше, чем с ним, общался. Как я потом узнал, они познакомились во время пребывания Гнома в тюрьме в Мексике. Ракелия его там посещала.

— Она вам про это рассказывала?

— Нет.

— Но вы ведь не могли не замечать настроений Гнома? Может быть, запомнились какие-то случайно оброненные им фразы?

— Он был замкнут, не шутил и не смеялся, мало чем интересовался. Мне показалось, что он чувствовал какую-то неловкость, не отошел от двадцати лет тюремного заключения, не знал, как себя вести на свободе. Может быть, его терзали мысли о его роли в истории. Сложно сказать. Но что однозначно, на мой взгляд: ему нужна была помощь психолога, ему, конечно, надо было выговориться, а, вероятно, было некому. Ему приходилось трудно психологически, он не был похож на безмятежного и счастливого человека.

— Вы так и не спросили у него напрямую, почему он сделал Это?

— Нет. Тем более что для меня тогда такие вопросы не возникали. Но уже в конце 90-х, общаясь с одним из ветеранов разведки, я выяснил, что перед смертью Меркадер рассказывал ему о мотивах убийства Троцкого. Напомню, что на допросах он настаивал на личной неприязни. Так вот, перед смертью он подтвердил, что мотивы были политические. Он видел, что Троцкий является лидером довольно многочисленного в ряде стран антисоветского движения, а поскольку должна была начаться война с нацистской Германией, то Рамон был уверен, что устранение Троцкого позволит снизить силу движения против нашей страны.

— Вы сами встречались с Гномом уже после того, как перестали быть его «нянькой»?

— С ним — нет. С его супругой — да. Она приезжала в Мексику, и там мы с ней пересеклись. От нее я узнал, что, оказывается, они взяли двух приемных детей в Советском Союзе.

— Меркадер похоронен в Москве. Не тянуло навестить его могилу?

— Я и навестил. Произошло это, правда, уже после завершения моей чекистской карьеры, в 90-х годах. Пришел на Кунцевское кладбище, нашел место. На надгробии там написано «Герой Советского Союза Лопес Рамон Иванович».

Убийца Кеннеди был невротиком

ИЗ ДОСЬЕ «МК»:

22 ноября в Далласе тремя выстрелами (последний — в голову) был убит президент США Джон Кеннеди. Пытавшийся задержать предполагаемого убийцу полицейский был убит выстрелом в упор. В тот же день задержан Ли Харви Освальд.

24 ноября Ли Освальд был застрелен во время прямой трансляции, проводившейся из полицейского управления. Его убийца Джек Руби при этом выкрикнул: «Ты убил президента, крыса!».

25 ноября были похоронены оба: президент Кеннеди и его убийца Освальд.

— Этой весной национальный архив США обнародовал документы, касающиеся убийства президента США Джона Кеннеди. И снова стали говорить, что, возможно, убийца не Ли Харви Освальд. Вы ведь тот самый человек, который за два месяца до убийства общался с Освальдом. Что обо всем этом думаете?

— Да, я знаю все или почти все про человека по имени Ли Харви Освальд, потому что встречался с ним и проводил расследование.

Давайте по порядку. Люди уже стали забывать, так что коротко приведу хронологию.

В сентябре 1959 года бывший американский морской пехотинец Ли Харви Освальд купил тур по Финляндии. В Хельсинки он посетил советское посольство и попросил визу в СССР. Визу ему выдали на 6 дней. Прибыв в Москву в тот же день, Освальд сообщил гиду «Интуриста», которая его встретила, что хочет остаться, потому что коммунист и мечтает жить в СССР. Разумеется, об этом сразу же доложили в КГБ, а потом в Правительство. Дело ведь весьма необычное — американец хочет жить в СССР. Думали, как это можно использовать в пропагандистских целях. И одновременно проверяли его на предмет использования в интересах разведки. Оказалось, что его знания об американской армии были примитивны. Также он, скажем так, был не слишком большого ума, идеологически и политически слабо подкован, говорить красиво и убедительно не мог. Пришли к выводу: интереса не представляет ни для вербовки, ни для пропаганды. А вот проблем с ним может быть много. Освальд у наших спецслужб с самого начала вызывал опасения. Он невротического склада, непредсказуемый. «КГБ при СМ СССР считает его прием в советское гражданство нецелесообразным» — такой вердикт был за подписью заместителя председателя КГБ Перепелицына. Так что ему отказали. И даже заказали билеты до Хельсинки.

— После чего он пытался покончить с собой. Эту историю не раз рассказывали, но так ли все было на самом деле?

— Именно так и было. Он решил, что «если в США узнают, что я хотел остаться в СССР, то посадят в тюрьму».

Освальд нам был не нужен, но и не нужен был скандал. Представьте, как по всему миру разошлось бы, что в СССР иностранных туристов до самоубийства доводят? Так что ему дали право на временное проживание в СССР и отослали в Минск. Предполагалось, что вопрос о его постоянном жительстве и принятии в советское гражданство решится в течение года. Пристроили Освальда на радиозавод в качестве разнорабочего, выделили отдельную квартиру. Все время он был под контролем КГБ, ему дали кличку «Налим». Ничего особенно интересного в процессе наблюдения за ним не установили: иногда ходил на охоту, посещал кинотеатры, бывал на концертах. Пробовал даже изготавливать гранаты зачем-то, но его остановили. Жизнь ему показалась скучной, он разочаровался и решил вернуться в Америку. Но сразу он не попросился, потому что в личной жизни произошли перемены. Однажды во Дворце профсоюзов на танцах Освальд познакомился с Мариной Прусаковой, влюбился, женился, у пары родился ребенок.

— Правда, что он бил свою жену и вообще уже тогда проявлял признаки агрессии?

— Была такая информация. Но ничего такого, что совсем уж выходило из-под контроля. И жена его не жаловалась, держалась за него. А потом он вместе с ней улетел в Москву, в посольство США, подал заявление о возвращении на родину. С Мариной наши работали, убеждали отказаться от этой идеи. Но она нацелилась на заграницу. Все документы им оформили. Накануне отъезда он устроил вечеринку для друзей. Была информация, что он везет с собой рукопись о жизни в СССР. На границе его вещи проверили — ничего не нашли. 10 августа 1962 года председатель КГБ подписал документ — «делопроизводство прекратить в связи с выездом». В общей сложности Освальд провел в СССР почти 2,5 года.

Но и в США ему не понравилось. Американские спецслужбы заподозрили, что он теперь советский шпион. Он почувствовал за собой слежку и решил вернуться в СССР через Мексику. Вот тогда-то мы с ним и познакомились.

— Вы до сих пор помните этот день?

— Да, конечно. Я в ту пору работал в резидентуре в Мехико (под прикрытием дипломатической службы). 27 сентября 1963 года мне позвонил вице-консул. Говорит: «Слушай, здесь пришел гринго (по-испански так принято называть граждан США) и просит визу. Говорит, что за ним ходит ФБР и он хочет в СССР». А это всё по моей части, я ведь был замрезидента по контрразведке. Я спустился во флигелек отдельный, где консульский отдел. Смотрю, стоит чудик какой-то, на вид лет 25, ждет. Впустил я его в приемную. Стали разговаривать. Он какой-то неадекватный был, как в прострации. Но потом сосредоточился и начал про проблемы свои: якобы его преследуют в США, на работу не может устроиться и боится за свою жизнь. Рассказал, что его и жену постоянно допрашивают. А все это из-за того, мол, что он был в СССР и женился на советской гражданке; он попросил выдать ему визу на въезд в СССР (ради этого он и приехал в Мексику). Я говорю: «Вам надо обращаться по месту жительства. Вы американский гражданин, а мы сейчас в Мексике. Мы не можем вам дать тут визу». Он заистерил — якобы ФБР теперь его точно или в тюрьму посадит, или убьет, узнав об этой встрече в советском консульстве. Я сказал, что в виде исключения приму его анкеты и направлю в Москву, но ответы он получит по месту жительства — в США, от нашего представительства там. Предупредил, что это не быстро.

— А он?

— Он был недоволен. Кричал: «Это не подходит!». Кстати, мы говорили на русском языке, но он от волнения иногда путал слова. В общем, это был его первый визит к нам. Я говорил с Освальдом тогда минут 45. Впечатление он произвел не совсем нормальное.

Я и до этого видел много странных людей в консульстве, причем именно из числа американцев. Один пришел к нам, потому что «хотел послушать русский язык», другой принес «записи бесед с Хрущевым» (тот ему являлся в видениях). Много было чудаков.

— Но не все они убивали потом президентов...

— Это точно. На следующий день Освальд еще раз явился в консульство. В этот раз я с ним не говорил, просто смотрел и слушал. Освальд плакал, причитал, что его убьют, если ему не дадут разрешение на въезд в СССР. При этом он достал револьвер, который носил с собой «чтобы защищаться». В консульстве его обезоружили и отпустили. Он потом жаловался, что сотрудники консульства — равнодушные чиновники и не хотят его понять. Мы между собой дали ему определение «псих».

Мы в Москву сообщили о его визитах. Прошло два месяца. Я сидел на рабочем месте в консульстве, вдруг слышу крики какие-то. Выхожу и вижу: у ворот стоит мексиканка и кричит «убили президента!». А потом по телевизору показали Освальда...

— В консульстве все были в шоке?

— Еще бы. Мы тут же приняли дополнительные меры безопасности посольства и других советских учреждений, располагающихся в Мексике. Ограничили выход в город членов семей сотрудников. Могли ведь быть любые провокации, потому что стало известно, что Освальд за два месяца до убийства приходил к нам.

При этом мы прятались от журналистов, которые нас атаковали, поскольку нам запретили что-либо говорить. Ситуация была дурацкая, на мой взгляд. И она вызывала вопросы. Сразу появилась версия про «русский след». Но потом убедились, что мы тут ни при чем.

Мы между собой, конечно, обсуждали Освальда, вспоминали общение с ним посекундно. Не верилось, что он мог попасть в президента с большого расстояния — у него ведь руки тряслись.

— Потому и говорят до сих пор, что это не он? Тем более что он же вины своей не признал.

— И тогда, и сейчас большинство склонялись к тому, что убийство — результат заговора (и подкрепление этому — устранение главного подозреваемого). Оставшиеся разделились на две категории: первая считала, что Освальд был инструментом в руках заговорщиков, вторая — что он убийца-одиночка.

— А как на самом деле?

— Во-первых, по моему мнению, убийство совершил, конечно, он. Я обращался к выдающемуся эксперту-баллисту, который проанализировал материалы дела по убийству Кеннеди. У него не было сомнений: Освальд мог сделать это. Кстати, известен факт, что он, до того как совершил это убийство, стрелял в одного американского генерала, который был ярым антикоммунистом. Кроме того, в тот период у Освальда были сложные отношения с женой, и она ему заявила: «Кеннеди очень привлекателен. Я не могу сказать, какой он президент, но я имею в виду как мужчина». На следующий день он снял и оставил свое обручальное кольцо, чего никогда не делал.

Важный момент: по просьбе американской стороны мы передали комиссии по расследованию убийства президента Кеннеди под председательством Эрла Уоррена копии документов, касающихся жизни Освальда в СССР. Это были история болезни (напомню, он попал в больницу после попытки самоубийства, но никаких психических заболеваний у него диагностировано не было), другие медицинские справки и медкарты, характеристики с места работы и проживания, выписки из трудовой книжки и т.д. Отдельно указали, что документами, свидетельствующими о хулиганских или иных фактах непристойного поведения Освальда, сведениями о нервных заболеваниях его супруги Марины советские власти не располагают.

Комиссия Уоррена пришла к выводу, что Освальд был убийцей-одиночкой. Кстати, в посольство СССР приходила мать Освальда, просила дать ей возможность изучить документы о пребывании сына у нас. Она считала, что он невиновен и был агентом «одного из органов правительства США». Ей ничего не дали, разумеется.

— Есть что-то общее в убийстве Кеннеди и недавнем покушении на Трампа?

— Конечно. Способ покушения. И там и там действовал убийца-одиночка.

Защищая Гагарина и Терешкову

— Вспомните нестандартные дела, которые вам пришлось расследовать.

— Однажды я принимал участие в задержании украинского карателя, он участвовал в расстрелах мирных граждан и советских бойцов во время фашистской оккупации. Стало известно, что он живет в Москве. Чекисты из украинского города Сумы это установили. И вот мы вместе с ними приступили к операции по установлению его места жительства и задержанию. Оказалось, что он жил в Белокаменной под своей фамилией, завел семью, работал таксистом. Я входил в группу захвата. Помню, как он побледнел, когда мы зашли в квартиру под предлогом проверки паспорта. Потом его поместили в «Лефортово», осудили (были живы те, кто его опознал).

Была история, когда чуть не поймали «госпреступника», который оказался на поверку просто «голубым». Изначально нам передали фотокопию подозрительного письма из Днепропетровска в Москву, где один человек сообщал другому, что переехал в новую квартиру с большой ванной и приглашал приехать помыться. Я выяснил, что адресат был осужден за мужеложство и пикантные детали его биографии.

Много всякого было. Но самый интересный период — это работа в Мексике, куда меня командировали.

Один из ярких эпизодов — встреча в Мехико советских космонавтов, Юрия Гагарина и Валентины Терешковой. Сначала в аэропорту мы приняли на себя удар почти обезумевшей от эмоций толпы, но смогли с помощью представителей местных правоохранительных органов провести космонавтов до парадного кортежа. Потом выяснилось, что почти все получили большое число царапин, защищая Гагарина и Терешкову от летевших в них сотен букетов роз! Затем на одном из приемов мы предотвратили «провокацию».

— Какую?

— Космонавтов принимал в своей резиденции президент Мексики Лопес Матеос. Но потом они отправились по стране осматривать интересные места. И вот в ресторане мы заметили, как официант, встав за спиной Терешковой, приподнял бутылку «Кока-колы», как бы готовясь ее открывать. В это же время один из репортеров приготовился это снимать. То есть в газетах появился бы снимок: советская женщина-космонавт рекламирует буржуазный напиток. Мы не допустили, фото не было.

Несколько раз мы предотвращали попытки вербовки наших известных артистов со стороны западных спецслужб. Но не всегда удавалось. Расскажу про историю с солистом Большого театра Геннадием Востриковым, который попросил политического убежища в Мексике. Сначала мы пытались официальным путем добиться возможности с ним поговорить. Но местные власти заявили, что он отказывается категорически. Тогда я по своим каналам выяснил адрес его проживания. Прибыл, позвонил в дверь. А там мексиканка стала истерично орать, что я нарушаю неприкосновенность частного жилища, чуть ли не убийца и бандит. А я ведь корректно общался, показывал документы. На следующий день СМИ стало известно, что «консул СССР Олег Нечипоренко ворвался в квартиру и спрашивал об артистах». Вострикова я потом встретил на одном мероприятии, предложил отдельно пообщаться. Он согласился. Через пару дней мы с ним сидели в кафе. Он признался, что его мотивом был страх запрета гастролей за рубеж (после того как сбежали двое других артистов). Для него такие командировки были источником заработка, который он отправлял сестре в Кишинев — его единственной родной душе (они с ней выросли в детском доме). Востриков попросил переслать ей все его личные вещи и чеки.

— А вы?

— Переслали. А на той встрече он сам сказал, что ни в каких антисоветских пропагандистских кампаниях участвовать не будет и не хочет выходить из советского гражданства. Слово свое он сдержал.

— Выходит, могли быть и цивилизованные договоренности?

— Конечно. Но я думал, что смогу его переубедить. И переубедил бы. Отправил телеграмму в Центр с конкретными предложениями, как это сделать. Однако замначальника разведки сказал, что это уже никому не нужно.

В Мексике шла настоящая борьба КГБ с ЦРУ. Пожалуй, это была самая «горячая точка» в период «холодной войны». Хотя были очень интенсивные периоды моей службы и в других местах, в том числе во Вьетнаме.

— Не могу не спросить про бывшего начальника Управления «К» Калугина, который попросил убежища в США. Вы же его отлично знали.

— Конечно. Это он заявил нью-йоркской газете, что якобы КГБ в 1978 году участвовал в допросах американских пилотов, сбитых во Вьетнаме. И назвал мое имя. Тут надо сказать, что этому предшествовало. Калугин вступил в конфликт с возглавлявшим внешнюю разведку Крючковым, стал разоблачать Комитет, требовать публично «освободиться от пут организации, которая проникла во все поры нашей жизни». Я диву давался. Это ведь говорил тот самый Калугин, который до этого клеймил ЦРУ как организатора политических убийств. Мы вместе с ним готовили книгу, разоблачающую эту организацию. И тут — перекроился! За свои действия он указом президента СССР Горбачева был лишен всех званий и наград. Но стал… «мучеником» гласности, выставил свою кандидатуру в Верховный Совет. В день, когда прокуратура возбудила уголовное дело по факту разглашения гостайны, он был зарегистрированным кандидатом. И победил… Награды ему вернули. Вот такие повороты.

Ну а про его «разоблачения» с Вьетнамом он «ошибся» с датами. Я действительно был во Вьетнаме, но не в 1978-м, а в 1973 году. И не мог допрашивать американских военных, что подтвердило даже ЦРУ. Но тогда это была очень громкая история, потому что считалось: часть американских военных «потерялась» во Вьетнаме.

В 1992 году в Москву приехали два американских конгрессмена. Евгений Примаков попросил встретиться с ними и рассказать все, как было в Ханое. Была большая встреча в Пресс-бюро СВР. Я все рассказал, показал снимки. Потом один из конгрессменов спросил у меня неофициально: «А зачем Калугину это было нужно?» Имелось в виду, зачем он ввел весь мир в заблуждение. Я ответил: «Спросите у него, он ведь вам поклялся на Библии». Вот так была разоблачена «сенсация» предателя Калугина, который потом сбежал в США. В 2002 году он был признан судом в Москве виновным в преступлении против государства, заочно осужден на 15 лет.

Библия глазами разведчика

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Читаю. Пишу. Исследую тему «Библия глазами разведчика». Я много лет назад стал ею заниматься, но она обширная, и я сейчас снова увлекся.

— Если мы вернемся к разведке земной. Некоторые говорят, что разведка в какие-то времена станет ненужной для человечества, потому что не будет тайн между государствами.

— И государств не будет? Я вам так скажу: никто не знает, что будет.

— Тут с вами сложно не согласиться.

— Я хочу, чтобы люди относились к тем вещам, о которых мы с вами говорили, как к достоянию истории. Чтобы не выхватывали куски этой истории и не накручивали на них какие-то собственные выводы. Хотя это зачастую и происходит.

Я шесть лет преподавал в Академии внешней разведки, занимался научной работой по проблемам теории и практики разведывательной деятельности. Могу вам с уверенностью сказать: сегодня во внешнюю разведку пришло новое поколение разведчиков, у которого нет нашего негативного опыта и переживаний начала 90-х годов, когда рухнул СССР. Но у них есть самое главное — желание защищать свою страну в этой бесконечной и невидимой войне.

— Спасибо большое! Долгие лета, Олег Максимович!