Вадим УДМАНЦЕВ.
КАПИТАНА КГБ И БЫВШЕГО ПОДЧИНЕННОГО ВАЛЬТЕРА ШЕЛЛЕНБЕРГА ОБЪЕДИНЯЛА ИДЕЯ ДЕМИЛИТАРИЗАЦИИ ГЕРМАНИИ
В начале 90-х гг. на канале немецкой телекомпании АРД вышел в эфир фильм о сотрудничестве более чем полвека назад высокопоставленного чиновника германского разведывательного ведомства Хайнца Фельфе с представителем КГБ СССР Виталием Коротковым. Тогда не только сами журналисты, но и многие телезрители — граждане ФРГ были немало удивлены тем, что двух разведчиков связывала не просто "идейная близость", но и дружба…
В одну из теплых сентябрьских ночей 1959 г. к железнодорожной станции городка Амштеттен подрулила легковая машина, высадила двух подтянутых мужчин и, прошелестев на прощание шинами при развороте, унеслась куда-то по добротному австрийскому шоссе так же скоро, как и появилась. Недавние пассажиры авто, негромко переговариваясь, взошли на платформу и, приобретя в кассе билеты, сели на поезд, следовавший из Вены в Зальцбург.
Безупречные манеры этих людей, одетых по последней европейской моде, их открытые, приятные лица и речь с проблесками то ли чешского, то ли словацкого акцента: Со стороны они производили впечатление преуспевающих в жизни коммивояжеров. Седоусый кондуктор, лишь на минуту заглянувший в купе для проверки билетов, пожелал господам приятной поездки и, услышав привычные в таких случаях слова благодарности, проследовал далее по коридору. Под ритмичное перестукивание колес один из пассажиров скоро погрузился в короткий дорожный сон — прибытие поезда в Зальцбург ожидалось через 3 часа, а его спутник еще долго глядел в окно, видимо, предаваясь каким-то своим размышлениям.
А мысли действительно одолевали. Ни он, Виталий Коротков, ни его товарищ, Иван, конечно же, не являлись австрийскими гражданами. Даже советские дипломатические паспорта, с которыми они прилетели в служебную командировку в Вену, в посольство СССР в Австрии, и те были прикрытием — грядущим утром в Зальцбурге им, сотрудникам КГБ, предстояла очередная встреча с весьма ценным агентом из Бундеснахрихтендинст — Федеральной разведывательной службы Западной Германии. В последнее время агент сообщал немало оперативной информации, но отправлять ее в Москву безопасным способом — диппочтой — означало терять время (порой приходилось ждать целый месяц), поэтому, хотя такой риск обычно не приветствовался, решено было везти добытые материалы через границу нелегально.
Капитан Коротков к встрече основательно подготовился: заказал себе ботинки с каблуками-контейнерами, в которые спрятал по катушке со звукозаписывающей проволокой — с помощью миниатюрного магнитофона на каждой из них можно было разборчиво записать восьмичасовую беседу. В рукоятке портфеля также имелся контейнер, который позволял тайно перевозить 10-12 фотопленок для небольшого фотоаппарата "Минокс". Кассеты помещались внутрь рукоятки и извлекались нажатием на пару кнопок. Каждая фотопленка обычно вмещала до 50 снимков — листов секретных документов. Свою якобы экскурсионную поездку в Дом-музей Моцарта советские разведчики обставили всяческими предосторожностями: не стали садиться в поезд в Вене, а попросили товарища из местной резидентуры подвезти на машине на станцию в нескольких десятках километров от столицы, дабы не привлекать излишнего внимания и не привести за собой "хвоста".
В Австрии Коротков по службе бывал уже неоднократно. Но сейчас, когда товарищ дремал, мягко покачиваясь на диванчике купе, а за окном спешащего к Альпам поезда везде властвовала ночь, лишь изредка прореживаемая мерцанием фонарей на переездах, ему почему-то припомнился тот — первый — его приезд в Вену в начале января 1946-го. И даже не столько австрийская столица, сколько путь до нее, когда совсем еще мальчишкой в чине младшего техника-лейтенанта ехал по распределению в Центральную группу войск. Празднование Нового года в вагоне между Варшавой и Берлином и первое желание утром 1 января — по прибытии состава на Восточный вокзал немецкой столицы — пойти посмотреть рейхстаг. И ведь пошел же, несмотря на то что на часах только-только "пробило" 6.00! В памяти отпечаталось на всю жизнь: слева и справа от дороги горы битого кирпича... Правда, в кое-каких уцелевших домах работали пивные-ресторанчики-танцульки — люди как-то приспосабливались и к такой жизни. А 2 января даже побывал в опере, слушал "Риголетто". В Берлине он остановился тогда на 3 дня и, как положено, отмечался в комендатуре. Настроение было праздничным: командированным не отказывали ни в чем — даже кормили-поили, наливали за Новый год, за Победу!.. После Берлина младший техник-лейтенант прибыл в Дрезден. На фронте Виталию уже довелось видеть десятки населенных пунктов, когда посреди выжженной земли стояли одни трубы, но Дрезден, его руины — это было поистине страшное зрелище...
Мозг "отмотал" пленку памяти еще немного назад и вспомнился Львов — отец служил там начальником оперативного отдела штаба дивизии — и грузовик, на котором Виталий с матерью каким-то чудом выехали из этого города всего за 2 дня до прихода немцев. Потом события жизни замелькали, как в калейдоскопе: эвакуация в город Пугачев Саратовской области, уход 15-летнего добровольца в армию в 1943-м, 55-я танкоремонтная мастерская Центрального фронта, Курская дуга. И эвакуация подбитой техники с поля боя, учеба в эвакуированном Киевском танкотехническом училище, 2-й Дальневосточный фронт, участие в боях на территории Маньчжурии в должности заместителя командира танковой роты, служба в Австрии начальником технического снабжения 105-го разведбатальона 13-й гвардейской механизированной дивизии, резервный офицерский полк под Будапештом и, наконец, демобилизация.
Хоть и мечтал Коротков когда-то, как и другие дети военных, навсегда связать свою жизнь с армией, но за 3 года, видать, досыта нанюхался пороху младший техник-лейтенант — очень ему тогда, в 1946-м, захотелось доучиться (на фронт-то ушел, имея за плечами всего 8 классов), причем получить именно гражданскую специальность. Отпускать перспективного офицера и к тому же сына боевого генерала кадровики явно не хотели, вот и матюгнулся тогда на него не сдержавший эмоций полковник-начальник кадровой комиссии: "Сопляк ты! Тебе еще служить и служить, а ты из армии просишься: И думать не смей!". Однако посмел: настоял на своем — демобилизовался, сдал экстерном все экзамены на аттестат зрелости, поступил в Московский юридический институт.
В 1951 г. Виталий Викторович, став юристом широкого профиля, не имел четкого представления, где будет работать. Пытался устроиться и в Управление военной контрразведки, и в прокуратуру, и в Управление МГБ. Но все "походы" оказались напрасными — его уже "присмотрели" для себя другие "покупатели". Явившись по указанию институтского отдела кадров в здание ЦК КПСС на Старой площади, зашел в комнату, посреди которой за столом восседал некий важный чин, а вдоль двух стен по периметру — еще человек 20 "работников аппарата". Прозвучало: "Вы будете работать во внешней разведке. У вас есть возражения?". Коротков дал лаконичный ответ, какого наверняка ждали: "Возражений не имею", — а про себя подумал, что ему здорово повезло.
После 10 месяцев учебы в разведшколе №101 его распределили в немецкий отдел, и в течение еще почти такого же срока пришлось освоить с сотоварищами программу языкового вуза. Но и этого объема знаний, как выяснится впоследствии, было недостаточно: в ходе первой же стажировки в 1954 г. по линии разведывательного ведомства в Австрию Короткову пришлось переучиваться с литературного немецкого на разговорный, детально усваивая все тонкости местных диалектов. А также вновь и вновь учиться менять свой облик, амплуа, чтобы по мере необходимости уметь перевоплощаться в завзятого рыбака, или охотника, или театрала... В эти годы, помимо "учебно-производственных" трудностей, пришлось превозмогать личные сомнения и душевную боль после того, как в 1952-м из Кореи привезли в гробу его отца — генерал-майора Виктора Васильевича Короткова, советника танковых войск, погибшего при невыясненных обстоятельствах.
После смерти Сталина был издан указ об амнистии всех военнослужащих-иностранцев. Всех их, за исключением немцев, перед отправкой в свои страны сосредоточили в Волголаге. Тогда Коротков и был направлен на работу с военнопленными-австрийцами: искать среди них тех, кто мог быть полезен советской разведке после возвращения на родину. Еще свежи были воспоминания о дотла сгоревших деревнях, еще оставалось восприятие людей в форме вермахта как неприятелей, но здесь молодой разведчик неожиданно для себя увидел, в кого превратились бывшие враги после сидения в наших лагерях — это были потрепанные, морально задавленные лагерным бытом люди. В Волголаге Виталий не только прошел, по сути, первую языковую практику, но и впервые использовал наставления других учителей. Эти уроки отпечатались в его памяти, как священные заповеди в умах праведников: "Ты должен постоянно приспосабливаться к интересам того человека, которого ты пытаешься заинтересовать. Ты должен именно заинтересовать его собой, сделать так, чтобы он хотел с тобой встречаться, что-то от тебя слышать, что-то почерпнуть, — только тогда создаются условия для подхода к нему и создания вербовочной ситуации. Если ты не сможешь привязать его к себе, не заинтересуешь собою — ничего не получится. Разведчик должен быть очень гибким:".
Для работника БНД его биография считалась почти образцовой, а послужной список был и вовсе безупречен. В разведку Фельфе, как и Коротков, попал не по собственной инициативе, а по стечению обстоятельств. Вернее говоря, по протекции тех начальников, которые сумели не только разглядеть в парне тягу к добросовестному труду на благо нации, но и по достоинству оценить его светлую голову.
Будущий "агент Курт" родился в 1918 г. в семье дрезденского полицейского. Домашнее и школьное воспитание сделало его, как и многих других молодых немцев, приверженцем идей Гитлера. Стремясь как можно скорее обрести самостоятельность, он забросил учебу в школе, поступил учеником на завод оптических приборов, но вскоре разочаровался. В 1939 г. Хайнца призвали в вермахт, но воевать с поляками долго не пришлось — схватил воспаление легких, что надолго спасло его от окопов. В марте 1941 г. Фельфе получил свидетельство о среднем образовании и после отборочного экзамена был зачислен служащим в охранную полицию в системе Главного управления имперской безопасности (РСХА) с одновременным откомандированием на учебу на юридический факультет Берлинского университета. Параллельно с академической учебой Хайнц занимался на курсах по подготовке комиссаров уголовной полиции и после их окончания, так и не получив университетского образования, был направлен на работу в уголовную полицию Дрездена, а затем Гляйвица. В августе 1943 г. в связи с полученной разнарядкой перспективный сотрудник был принят на работу в 6-е (разведывательное) управление РСХА, в реферат по Швейцарии, который позже и возглавил. В конце 1944 г. его направили в Нидерланды с целью заброски диверсионных групп в тыл англо-американских войск, а в мае 1945-го обер-штурмфюрер Фельфе сдался в плен канадским войскам.
Пройдя через сито денацификации — всевозможных опросов-допросов, в октябре 1946 г. Хайнц был освобожден из плена. Возвращаться в Дрезден не хотелось — город лежал в руинах, так и осел вместе с семьей в городке Бад-Хоннеф под Бонном, где постоянно жила сестра жены. Поступив в Боннский университет на факультет государства и права, Фельфе одновременно работал корреспондентом Берлинского радио. Под влиянием многочисленных поездок по всем оккупационным зонам Германии, контактов с разнообразными людьми произошла переоценка взглядов Фельфе.
По словам тех, кто в 50-е годы неоднократно встречался с ним, мотивов у нового немецкого агента было несколько: с носителями идей Третьего рейха ему уже явно было не по пути — благо успел почувствовать на собственной шкуре, что несет с собой немецкий милитаризм. Антиамериканские настроения были порождены безжалостными бомбардировками жилых кварталов родного Дрездена авиацией союзников в 1945-м. Куда больше симпатий в послевоенные годы вызывал Советский Союз, ведь именно оттуда доносились призывы о создании объединенной нейтральной Германии. Наверняка на формирование новой жизненной позиции оказали влияние и практические соображения: "А вдруг завтра вся Германия станет социалистической?". Многие немцы тогда так думали и, естественно, хотели иметь какие-то гарантии и на Западе, и на Востоке. В любом случае, когда в августе 1951 г. Хайнцу Фельфе, уже чиновнику Министерства по общегерманским вопросам, было предложено сотрудничать с советской разведкой, он не отказался.
У советских спецслужб в то время было немало агентов среди немцев, которые занимали солидные должности в "Организации Гелена" (западногерманской разведке) либо в других учреждениях госаппарата ФРГ, однако сотрудничество с Фельфе принесло особенные плоды. Устроившись в ноябре 1951 г. по заданию советских товарищей на работу в генеральное представительство L "Организации Гелена" в Карлсруэ, Фельфе периодически снабжал их важной информацией об операциях его "фирмы" на территории ФРГ и ГДР, в том числе шпионаже против французских представительств в ФРГ по согласованию с американцами. Именно Хайнц направил в Восточный Берлин так называемую "Ориентировку 6600", получив которую советские спецслужбы сумели своевременно отреагировать на инспирированный Западом путч 17 июня 1953 г.
После преобразования в 1956 г. "Организации Гелена" в Федеральную разведывательную службу, Фельфе получил ранг правительственного советника и был назначен начальником реферата "Контршпионаж против СССР и советских представительств в ФРГ". В этот сложнейший период холодной войны он добывал для Советского Союза важнейшие документы, которые БНД готовила для федерального канцлера, правительственные меморандумы по внешне- и внутриполитической проблематике. Он координировал работу БНД с Федеральным ведомством по охране конституции (контрразведка ФРГ), с военной разведкой, со спецслужбами США, Англии и Франции, так что ему становились известными и операции, осуществлявшиеся этими службами против советских представительств и их сотрудников. Получая оперативную информацию о разработке и предстоящем аресте или выдворении из ФРГ то одного, то другого советского представителя, Москва своевременно выводила из-под удара всех, кому угрожала опасность, неукоснительно соблюдая условие договора с Фельфе: ни один агент или объект разработки, о котором станет известно от него, не должен быть арестован.
Около 6.00 они прибыли в Зальцбург. Позавтракали в кафе, полюбовались уцелевшими или восстановленными расписными фасадами домов, барочной архитектурой внутренних двориков и фонтанов — после войны город был наполовину разрушен. Встреча с Куртом — таков был псевдоним агента — состоялась, как и предполагалось, в 9.00 на известной туристам своими многочисленными магазинчиками с красочными вывесками улице Гетрайдегассе, возле дома, в котором некогда родился и творил юный Моцарт. Вернее сказать, не встреча, а только визуальный контакт — издалека узнав агента и обменявшись с ним взглядами, Коротков с товарищем направились вслед за ним мимо музея великого композитора к автостоянке, где тот оставил свой "Опель".
Только удобно разместившись на заднем сиденье машины, гости поздоровались с Куртом. Конечно же, им был не кто иной, как герр Фельфе. Начали обсуждать, где можно было бы спокойно побеседовать. Хайнц предложил проехаться в Зальцкаммергут — весьма живописный район горных лесов и озер юго-восточнее Зальцбурга. На том и порешили. По пути облюбовали подходящее место для беседы: от шоссе вверх по пологому склону, поросшему соснами, вдоль просеки в глубь лесопосадок поднималась узкая проселочная дорожка. Вырулив на нее, водитель проехал вверх по склону 300 м и остановил авто.
Мужчины вышли из салона, размялись, помогли Хайнцу выгрузить из багажника и расстелить плед, подготовить все необходимое для пикника: расставить стульчики и столик, стаканчики, термос с кофе, разложить бутерброды. Фельфе передал Короткову очередную партию отснятых кассет с фотопленками, затем из дорожного портфельчика на белый свет извлекли минифон, и началась деловая беседа. Так и сидели час-другой: Виталий с Иваном задавали вопросы по заранее составленному на Лубянке перечню, касавшиеся политической проблематики, деятельности спецслужб, отдельных лиц, операций. Хайнц подробно наговаривал в микрофон. Между делом пили кофе, закусывали бутербродами:
Вдруг у шоссе остановилась гражданская легковая машина, из нее вышел и двинулся вверх по просеке человек, одетый в зеленую форму. Полицейский ли это был или представитель какого-то иного ведомства, на таком расстоянии определить было трудно, поэтому сердца участников "пикника" тревожно и часто забились: неужели провал?.. Быстренько прикрыли свою технику пледом и постарались создать видимость отдыха холостяцкой компании. Говорил в основном Фельфе — разница в произношении у него и русских коллег могла сыграть с разведчиками злую шутку. А человек в зеленой форме все приближался. Наконец, все смогли тщательно его разглядеть: это был лесник, мужчина средних лет в кожаных, как у полицейских, сапогах. Плащ-накидка, мундир, рубашка, бриджи, галстук — все было зеленое, потому-то его форма поначалу всех так насторожила. Подойдя, он поздоровался с "отдыхающими", Хайнц его также громко приветствовал, а остальные, набив перед тем себе рты едой, усердно жевали и потому лишь кивнули в ответ. Лесник пожелал хорошего отдыха и хорошей погоды и двинулся дальше. Вроде бы ничего страшного не произошло, но исключать возможность, что этот человек не окажется ретивым служащим и не проинформирует на всякий случай австрийские полицейские органы, было нельзя. Задержание всех троих вызвало бы дипломатический скандал и означало бы провал источника ценнейшей информации. Не желая полагаться на случай, троица собрала вещи и рванула на "Опеле" дальше по Зальцкаммергуту, как только лесник скрылся за поворотом.
Вскоре нашлось другое безлюдное место, но завершали беседу в довольно напряженной обстановке. К вечеру немецкий агент подбросил своих русских сообщников до Зальцбурга, попрощался и умчался в Пуллах — пригород Мюнхена, где размещалась штаб-квартира БНД. А Виталий с Иваном тут же сели на ближайший обратный поезд в Вену. Однако теперь уже ритмичное покачивание купейного вагона не расслабляло, а настораживало — отягощенные компрометирующими материалами, напарники еще долго-долго переживали ситуацию с лесником. Они не могли знать наверняка, что на следующий день удачно пройдут со своими диппаспортами на самолет в аэропорту Швехарт и благополучно вернутся в Москву.
Естественно, противник не мог не анализировать провалы своих операций — 6 ноября 1961 г. "агент Курт" был арестован. В следственной тюрьме в Карлсруэ советской разведке удалось установить с ним связь, поддерживать его морально и материально. Уже в этот период было установлено, что в ходе следствия Фельфе держался стойко, признавая только неоспоримые улики. В июле 1963-го Хайнца приговорили к 14 годам тюремного заключения без зачета полутора лет, проведенных под следствием. Это было самое жестокое наказание, которое получил в ФРГ агент какой-либо страны. Почти 6 лет он провел в тюрьме Штраубинг в Баварии до той ночи 14 февраля 1969 г., когда его обменяли на 18 агентов спецслужб ФРГ и 3 немцев, шпионивших в пользу США.
За большой вклад в укрепление безопасности СССР и многолетнее плодотворное сотрудничество с советской разведкой Хайнц Фельфе был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, знаком "Почетный сотрудник госбезопасности". Еще в период существования ГДР он поселился в Берлине, защитил докторскую диссертацию в Гумбольдтском университете, долгие годы преподавал там будущим юристам криминалистику. А Виталий Викторович Коротков уволился со службы в 1991 г. в звании полковника. В настоящее время он занимает ответственную должность в Региональной организации "Ветераны внешней разведки". Несмотря на все изменения, произошедшие в мире, и расстояние, отделяющее Москву от Берлина, по сей день оба разведчика убеждены в том, что они делали большое и полезное дело и их труд был не напрасен.
Публикации за Октябрь 2006