КОДОВЫЙ НОМЕР А/201
В.МОТОВ, полковник СВР в отставке
В августе 1939 года гитлеровское руководство, развязав Вторую мировую войну, решило объединить все свои специальные службы во вновь созданном Главном управлении имперской безопасности (РСХА). Его начальником стал Гейдрих, ранее руководивший гестапо.
При этом на базе государственной полиции и контрразведывательной службы (II и III отделы гестапо) предполагалось образовать IV управление РСХА во главе с небезызвестным Мюллером.
В гестапо был назначен тогда приближенный Гейдриха молодой Шелленберг. Он близко знал также Гиммлера и Мюллера, с которыми вместе выезжал после аншлюса в Австрию, а с Мюллером — затем и в Италию. Шелленберг недолюбливал последнего и настоял на том, чтобы контрразведывательный отдел гестапо и его местные органы сохранили свою самостоятельность в рамках нового отдела IVE.
Получив одобрение Гиммлера и Гейдриха, Шелленберг приступил к формированию отдела, которое завершил в октябре, и стал его начальником. Старейшим и наиболее опытным работником нового отдела оказался Вильгельм Леман — агент советской внешней разведки А/201, "Брайтенбах" (на фото в оригинале).
Леман накануне Первой мировой войны начал службу в созданном еще при Бисмарке контрразведывательном отделе полицай — президиума Берлина, хорошо зарекомендовал себя в последующие годы, а после войны, пройдя специальные курсы, стал помощником начальника отдела. В коллективе контрразведчиков, благодаря своим личным качествам, Леман был неформальным лидером и избирался председателем совета чиновников отдела...
После прихода нацистов к власти, когда отдел влился в созданное в 1933 году по инициативе Германа Геринга гестапо, Леман сумел упрочить свое положение. Его приняли в ряды СС, а затем в НСДАП, неоднократно отмечали наградами и повышением по службе. Леман умышленно тянул, когда нацисты предлагали ему вступить в СС и в НСДАП, отнекивался, говоря, что он уже является членом союза "африканцев" (союз бывших участников колониальных войн, считавшийся реакционным), посещает его собрания и имеет значок. В союз Леман был принят потому, что он прослужил 12 лет в военно-морском флоте, участвовал во многих дальних походах и даже был очевидцем Цусимского боя российской и японской эскадр в русско-японскую войну.
Леман, имевший в 1929 г. чин криминаль-ассистента, в 1938 г. уже криминаль-комиссар, а в 1940 г. — криминаль-рат (советник), оберштурмфюрер СС и хауптман (капитан).
Шелленберг по окончании Второй мировой войны неоднократно допрашивался американскими следователями, как бывший шеф германской разведки. В итоговом документе допросов под названием Final Report приводятся подробные данные о реорганизации контрразведывательной службы гестапо в предвоенные годы.
Леман — признанный специалист в вопросах борьбы со шпионажем в военной промышленности, естественно, стал ближайшим советником Шелленберга, который без его содействия в этих вопросах, считавшихся первостепенными, просто не мог обойтись.
С марта 1939 г. и до осени 1940 г. Леман находился вне связи и после ее восстановления высказывал оперработнику сожаление об упущенных хороших шансах для разведки.
Служебные перемещения Лемана в период реорганизации Шелленбергом отдела IVE значительно расширяли разведывательные возможности агента. Вывести источник на такие рубежи было заветной мечтой наших разведчиков, ранее работавших с ним.
Леман отчетливо понимал, какое значение могла бы иметь для нас его информация в этот ответственный момент и испытывал чувство бессилия и отчаяния от того, что отсутствовала связь с разведкой.
В предыдущие годы, наряду с ценнейшей контрразведывательной и политической информацией, Леман предоставил немало важных сведений военно-технического характера. Возможности в этой области у него серьезно возросли уже к середине тридцатых годов.
В июле 1934 г. министерство авиации сообщило гестапо о том, что на строящемся секретном аэродроме на острове Рюген в Балтийском море имеют место случаи саботажа и попросило командировать туда по совету абвера именно Лемана.
После этой поездки, как заметил Леман, его акции поднялись еще выше и начальство стало по отношению к нему более предупредительным. Резидентура сообщала: "Марка, учитывая роль рейхсвера в настоящее время, у Лемана неплохая. Он в течение последней недели много находился в разъездах".
В ноябре того же года Центр предложил: "Направлять работу Лемана на сближение с работниками абвера. Дать связь на случай передачи срочных сообщений".
Резидентура докладывала в январе 1935 г.: "Задание Леману на сближение с сотрудниками абвера дано".
В ноябре 1935 г. Леман в составе небольшой группы наиболее тщательно отобранных контрразведчиков гестапо и абвера участвовал в особо секретном совещании в военном министерстве, целью которого было продемонстрировать то, что контрразведка должна в первую очередь охранять. Контрразведчикам были показаны все последние достижения и перспективные разработки уже набиравшего обороты военно-промышленного комплекса Германии.
С образцами техники их знакомили на полигонах. Наибольшее впечатление произвели на Лемана жидкостные ракеты, которые испытывал на особом полигоне молодой тогда Вернер фон Браун, создавший затем ракеты "Фау-1" и "Фау-2".
Леман, сам в прошлом флотский старшина — артиллерист, подробно описал все им виденное. Резидент — нелегал Василий Михайлович Зарубин привлекал также к составлению Леманом отчетного доклада своего заместителя Гурского — немецкого гражданина, занимавшегося в 20-е годы вопросами поставок германской военной техники в Китай, а позднее работавшего с немецкими источниками по линии военно-технической разведки.
В сокращенном виде доклад Лемана на 6 страницах был доложен в конце 1935 г. руководству СССР, а также маршалу Тухачевскому. В ответ Центр получил из разведупра новое задание на трех страницах, в первом пункте которого значились "ракеты и реактивные снаряды".
Шелленберг в сентябре 1939 г. находился в свите Гиммлера в Польше в качестве офицера связи с верховным главнокомандованием. Гиммлера он сопровождал также на военных маневрах в мае 1940 г.
Все остальное время до перехода в июне 1941 г. в разведку (VI управление РСХА) Шелленберг посвятил совершенствованию своего отдела IVE, в котором были созданы 6 рефератов, два функциональных, а остальные строились по географическому признаку.
Леман сначала работал в реферате IVE2, а в 1940 г. перешел в реферат IVE1, главной задачей которого было руководство всей контрразведывательной деятельностью РСХА. В ведении реферата было также обеспечение безопасности предприятий оборонной промышленности, их охраны, контакты по линии контрразведки с другими службами, внешнее наблюдение (за радиопередатчиками и т.д.), контроль за соблюдением правил безопасности в масштабе страны, организационные вопросы.
Реферат IVE2 также представлял значительный разведывательный интерес. В нем были сосредоточены контроль за публикациями в периодических технических изданиях, сообщениями о выпуске продукции, статистикой и годовыми отчетами фирм, а также проверка международных связей концернов и крупных фирм, их патентных и лицензионных сделок, деятельности информационных бюро компаний. Многое в работе этого реферата, как отмечал Шелленберг, было его нововведением.
В основу перестройки контрразведывательной деятельности Шелленберг положил принцип, согласно которому она должна носить упреждающий характер и начинаться по другую сторону границы с тем, чтобы держать под контролем иностранную деятельность внутри своей страны. Все это требовало усиления пограничного и паспортного контроля, тесного сотрудничества с таможенной службой и другими учреждениями.
Шелленберг встречался со многими руководителями промышленности и у него возникла мысль создать службу, в которой собиралась бы политико-экономическая информация по иностранным государствам.
Начальник реферата IVE5 (Россия, Япония) Кубицкий предлагал Леману перейти на работу к нему, но он отказался, полагая, что должен оставаться ближе к руководству.
Личный контакт Зарубина с Леманом был прерван в связи с отъездом резидента в отпуск в марте 1937 г. Зарубин рассчитывал вернуться, но его оставили в Москве. Леман был переведен на безличную связь через гражданку США "Клеменс" — содержательницу конспиративной квартиры - "почтового ящика". Посещая ее, Леман мог оставлять для передачи материалы и таким же образом получать возможные указания.
В июне 1937 г. был отозван заместитель Зарубина Гурский и Центр предложил "легальной" резидентуре в Берлине установить связь с "Клеменс" с помощью "Маруси" — Вильковысской Марии Борисовны, жены оперативного работника Короткова, сотрудницы с большим опытом работы в Германии.
Доставлять "Марусю" к месту встречи, а затем принимать от нее материалы должны были после тщательной проверки в городе Коротков вместе с другим оперработником, имеющим дипломатический паспорт.
После отъезда "Маруси" ее функции взял на себя новый резидент. Проводить личные встречи с агентом Центр ему не разрешил.
Лемана отсутствие личных встреч тяготило и в октябре 1938 г. он писал Зарубину: "Как раз тогда, когда я мог бы заключать хорошие сделки, тамошняя фирма совершенно непонятным для меня образом перестала интересоваться. Надеюсь, что в будущем мы снова будем поддерживать наши торговые связи. За этот промежуток времени здесь ничего не изменилось... На днях решился вопрос, останусь ли я в старой фирме... никакой опасности не предстоит".
Зарубин отвечал: "Естественно, в нашей связи могли возникать иногда трудности и недостаток пунктуальности, но Вы не должны из за этого терять терпение. Ваши материалы являются ценными и мы уверены, что Вы сделаете все, чтобы продолжать их передачу. Итак, пожалуйста, работайте и дальше с большим мужеством и осторожностью".
В конце ноября резидент Александр Иванович Агаянц в последний раз принял материалы Лемана от "Клеменс". В декабре разведчик скончался в одной из берлинских больниц на операционном столе.
У Лемана был старый друг, бывший сослуживец Эрнст Кур. Шестью годами старше Лемана, он и в полицию поступил в 1904 году (Леман в 1911-м), а ранее служил в 5-м гренадерском полку в Данциге. До конца тридцатых годов Кур — знаменоносец полка участвовал во встречах его ветеранов
Во время Первой мировой войны Кур проявил себя как талантливый контрразведчик. Он участвовал в разоблачении русского шпиона Мечислава Ягодзинского, прибывшего в октябре 1914 г. в Германию из России через Финляндию и Швецию.
Ягодзинский занимался сбором разведывательной информации, одновременно выступая с сеансами мнемотехники (чтения мыслей на расстоянии) под псевдонимом "Андреев". Свои сообщения он отправлял в Копенгаген тайнописью в журналах моды. Эта история была описана Куром в газете "Munchener Neuest Nachrichten" от 2 мая 1928 г., стр.6.
После войны Леман и Кур вместе работали в контрразведке полицай — президиума Берлина, проживали в одном районе. Куру не повезло со службой. В 1923 г. его уволили без пенсии, обвинив в растрате казенных средств. Жена развелась с ним и вдобавок донесла о том, что он хранит дома служебные досье.
Кур испытывал материальные трудности, голодал. Леман, стремясь помочь другу, посоветовал ему обратиться в советское полпредство, что Кур и сделал в начале 1928 г.
Кур сохранял широкие связи, которыми заинтересовалась "легальная" резидентура ИНО и вскоре включила его в свою агентурную сеть под псевдонимом "Рауппе", присвоив кодовый номер А/ 70.
Леман в этот период работал с агентурой, в основном, против поляков, но также и по советскому полпредству. В 1925 г. ему удалось арестовать при передаче информации советнику польского посольства на квартире любовницы последнего доктора Моллиса-Лютшига. Он готовил политические доклады по материалам прессы, которые польский дипломат выдавал у себя за секретную информацию. Леман перевербовал доктора и тот работал затем на генерала Штюльпнагеля из разведки Шлейхера, действовавшей под прикрытием газеты "Borsen Zeitung".
Леман подпитывал Кура информацией и присматривался, как у него идет работа с русскими. Со временем он разрешил Куру ссылаться на него, как на свой подисточник, а затем, убедившись, что наша резидентура им заинтересовалась и с нею можно работать, решил пойти на прямой контакт.
Встреча Лемана с оперативным работником резидентуры Корнелем состоялась осенью 1929 года в ресторане на берегу Тегельского озера, где у Лемана была моторная лодка с парусом и где он обычно отдыхал. Договорились о сотрудничестве и что связь будет поддерживаться через Кура.
7 сентября 1929 г. Центр сообщил: "Ваш новый А/201 нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение в том, что Вы забрались в одно из самых опасных мест, где при малейшей неосторожности со стороны А/70 или А/201 может произойти много бед. Считаем необходимым проработать специальный способ связи для А/201".
Корнель продолжал связь с агентами до августа 1931 г., после чего передал их нелегальной резидентуре Карина. Работал с обоими до начала 1933 г. в основном сотрудник резидентуры "Генрих" — Клесмет Герман Карлович, прибывший из Парижа, где он участвовал в разработке "Герцог" — молодой дамы, связи 2 бюро генштаба Франции.
С вербовкой Лемана денежное содержание Кура удвоилось. Леман брал себе из него лишь малую долю. Кур, будучи широкой натурой и яркой личностью, к тому же без семьи, имел обыкновение, получив деньги, проводить 2-3 ночи в ресторанах и пивных, щедро угощая кельнеров и официанток. Заказывал себе иногда до 17 порций коньяка (подстать героям Ремарка того времени). Под утро он отправлялся в рабочий район, где проводил время в пивных в разговорах с безработными, так же угощая их.
В беседах с оперработником Такке, бывшим коминтерновцем, Кур позволял себе иногда иронические замечания по поводу его коммунистических воззрений. Клесмета он шокировал неожиданными телефонными звонками. Например, спрашивал: "Как будет по-немецки "черный ворон ? " или — "Пролетарий, будь начеку".
Леман, хотя и доверял Куру, которого он хорошо знал, все же высказывал опасения, что однажды он может "сорваться и накликать беду". Позднее Кур женился и Леман надеялся, что молодая жена Кура — медсестра теперь будет держать его в руках. Центр склонялся к тому, чтобы совершенно отделить Кура от Лемана, отправив его в Швейцарию.
Когда нацисты пришли к власти с Леманом дважды встречался заместитель "легального" резидента Силли, сам опытный контрразведчик. Резидент об этом писал: "-Силли выяснил массу новых интересных вещей. Леман был несказанно рад. Убежден, что теперь работа с ним будет намного лучше".
Одновременно резидент направил телеграмму следующего содержания: "Телеграфируйте Ваше согласие на передачу Кура Гурскому. Кура выделяем из группы Генриха с согласия его и Лемана. Кур имеет прикрытие и будет работать по установкам и отдельным разработкам".
Впрочем, Кур продолжал интересоваться Леманом и, как сообщил 17 августа 1935 г. Гурский, Кур на встрече спросил его: "Как, собственно говоря, обстоит дело с Леманом? ". Гурский ответил: "Леман теперь не имеет с нами ничего общего". Центр в письме от 26 августа напоминал резиденту-нелегалу Зарубину: "В разговорах с Куром надо по-прежнему отрицать нашу связь с Леманом".
В июне 1937 г. Кура отправили в Швейцарию. Там он получал ежемесячное денежное содержание при условии, что не попытается вернуться в Германию. Кур прожил в Швейцарии полтора года, однако, начиная с января 1939 г., он перестал получать денежные переводы и тогда самовольно вернулся в Берлин, откуда послал письмо по адресу, который был ему оставлен для связи с Центром.
Центр, получив письмо, сообщил в начале апреля в Берлин: "Кур свободно мог, оставаясь в Швейцарии, написать нам письмо и восстановить получение денег". Далее в письме говорилось: "Предложите Леману осторожно, ни в коем случае не давая понять Куру о связи с нами, убедить Кура в необходимости уехать в Швейцарию... -связь с Леманом необходимо временно прекратить".
19 апреля 1939 г. Центр предложил: "Если Леман наружки больше не замечает, то связь с ним можете продолжать с большими предосторожностями. Очень хорошо, если Кур уехал из Берлина.
Систематически информируйте нас о подготовке Германии к нападению на Польшу и о других агрессивных мероприятиях Германии, в первую очередь на востоке".
Кур уехал в Швейцарию, но задержался там недолго. С началом войны местные власти выслали его из страны как германского гражданина.
Леман с апреля 1939 г. оставался без связи с Центром, к тому же "Клеменс" сразу после объявления войны выехала в США, даже не предупредив его об этом. Он, как ему советовал в последнем своем письме Зарубин, сохранял терпение и не предпринимал в течение зимы 1939 — 1940 г. каких-либо попыток восстановить связь.
К весне 1940 г., когда военные успехи Гитлера стали явными и Леман, зная, что одержав победу в Западной Европе, фюрер обратит взор на Восток, решил использовать для возобновления контакта с разведкой Кура. Тот 18 апреля 1940г. встретился в консульском отдела полпредства с сотрудником берлинской резидентуры. Новый резидент Кобулов сообщил на другой день в Центр о том, что Кур был выслан в сентябре 1939 г. из Швейцарии и что резидентурой ему было предложено впредь к нам не обращаться.
Центр ответил: "При вторичном появлении Кура вам следует держаться, как и в первый раз, но не отпугнув его окончательно, чтобы в случае надобности мы могли его найти. К следующей почте, вероятно, сумеем написать о нем более определенно". Такого письма, однако, по всей видимости не было.
Прошли еще два месяца и Леман решил установить связь, избрав для этого весьма рискованный способ — опустить письмо в почтовый ящик полпредства. Как раз за это в начале 1938 года гестапо арестовало Гезелу фон Полниц, которой один из руководителей группы германского сопротивления "Красная капелла" Шульце — Бойзен поручил бросить в ящик срочную информацию. В ней говорилось о том, что в республиканской Испании с помощью германской разведки готовится путч с тем, чтобы столица Каталонии Барселона перешла к Франко. Сведения эти Шульце — Бойзен получил в министерстве авиации, где он служил. К счастью дело обошлось домашним обыском у Шульце — Бойэена, который ничего не дал.
Кто опустил в ящик письмо Лемана, остается загадкой. Возможно, при соответствующей подстраховке это сделал Кур. Если бы это письмо попало в чужие руки, последствия могли быть самые серьезные. Леман шел ва-банк.
В начале своего письма он объясняет, что после серьезных размышлений и, и не видя другой возможности, решился на этот шаг с тем, чтобы восстановить продолжавшуюся более 10 лет совместную работу. Затем он с горечью отмечает: "Я могу понять, когда Вы на меня не обращаете внимания или по понятным политическим соображениям в данный момент не хотите меня подключать к работе...".
Леман поясняет, что с отъездом "Клеменс" была прервана последняя с ним связь и что он предпринял попытку установить контакт с помощью старого друга, с которым он раньше вместе работал и который до последнего времени находился в Швейцарии, и далее указывает: "Этот господин, который 18 апреля 1940 г. беседовал с Вами и оставил свой адрес, до сих пор не получил никаких сведений по своему вопросу".
Здесь Леман дает телефон для вызова и назначает место встречи. "Я нахожусь, как и прежде, на том же месте, которое дома хорошо известно, - продолжает он. — Если я до 15 июля не получу никакого ответа или какого либо знака, то буду считать, что мне не придают никакого значения.
[Текст на иностранном языке] Я считаю данный момент настолько важным, что ни в коем случае нельзя оставаться бездеятельным".
Письмо Лемана попало сперва ВАТ, который переслал его в Разведупр, откуда оно пришло во внешнюю разведку лишь в конце июля, т.е. после указанного Леманом срока. Заместитель начальника разведки Судоплатов наложил резолюцию: "Тт. Журавлев, Короткое. Известен ли он Вам. Не о нем ли говорит т. Зарубин?".
Коротков выехал в Берлин с заданием установить связь с Леманом, откуда сообщил: "Регулярно звоню ему рано утром и по вечерам, но никто не отвечает. Если молчание будет продолжаться, пошлем человека для установки".
В начале сентября встреча Короткова с Леманом, наконец, состоялась. Резидентура доложила: "Леман в настоящее время является заместителем руководителя гестапо, обслуживающего промышленность. В данный отдел, по его словам, стекаются доклады всей страны по этому вопросу. По роду занимаемой должности он связан с директорами концернов и соответствующим отделом военных. Следующая встреча назначена на 10 сентября".
Телеграмма от 9 сентября, Кобулову: "Передать т. Короткову, что никаких специальных заданий Леману давать не следует. Предложите давать все то, что находится в непосредственных его возможностях, и кроме того, что будет знать о работе различных разведок против СССР.
На старые условия оплаты согласны.
Срочно телеграфируйте, как думаете организовать связь с источником силами резидентуры... Есть ли возможность использовать кого-либо из внутренников для почтальонной связи с источником.
Кобулову следует подготовить фотолабораторию. До этого брать у источника только документы, не подлежащие возврату, и личные доклады источника.
Если считаете необходимым выдать источнику пособие за период консервации, телеграфируйте.
Нарком одобрил эту директиву Судоплатов".
10 сентября Кобулов докладывал: "Ваше телеграфное указание принято к исполнению. Одновременно прошу рассмотреть вопрос о Куре с точки зрения как бы его обезвредить...".
Коротков, выехав в Москву, временно передал Лемана на связь привлеченному А.Н. Попову, а с января 1941 г. и до начала войны с Леманом работал недавний выпускник разведшколы Журавлев Борис Николаевич. На первой встрече с Журавлевым Леман проворчал: "Не ожидал видеть нового товарища", но постепенно дело наладилось".
Леману в его отделе была поручена проверка кандидатов для охраны военных объектов особой важности. Он имел доступ к архиву и картотеке кадров гестапо, передал для фотографирования штатное расписание РСХА.
В марте Леман рассказал Журавлеву, что в отношениях между Россией и Германией все больше наблюдается похолодание из-за Балкан и Турции, все чаще говорят о возможности военного столкновения с Россией.
В связи с этим абвер укрепляет свой отдел General Kommando HI для работы по СССР. В последние три года этот отдел не проявлял активности, а сейчас привлекает кадры со знанием проблем СССР.
Назначен новый руководитель отдела Абт, который был некоторое время начальником Лемана в гестапо в первой половине тридцатых годов. Они тогда хорошо сработались. Абт полностью доверял Леману, высказывал опасения, что нацисты его из гестапо выживут, что и произошло: он был уволен как масон.
Абт и Туссен (старый работник абвера) спрашивали у Лемана, не может ли он рекомендовать для работы в отделе Абта Кура. Леман поинтересовался мнением на этот счет Журавлева и тот, хотя и не знал ничего о Куре, все же ответил: "Возражать не стоит".
Интерес к Куру, вероятно, проявил Туссен, которые еще в 1929 г. изучал по картотекам полицай-президиума связи Кура и хотел взять его на работу в абвер, но этому воспротивился начальник отдела контрразведки Мерсье, который заявил, что нельзя допускать, чтобы с сотрудником из отдела уходили его ценные связи.
В Центре в этот период активизируется работа по Германии. По инициативе руководителя Первого (германского) отдела разведки Павла Тимофеевича Журавлева создается информационное отделение.В письме Центра от 25 марта, в частности, отмечалось: "Леман может дать много ценного и интересного из реферата, непосредственно им обслуживаемого: дислокация оборонных объектов, характер и их мощность.
Здесь, в первую очередь, нас могут интересовать объекты, расположенные вблизи наших границ. В его реферате, вероятно, имеются схемы таких объектов, планы, чертежи и проч... Обсудите совместно с ним и Вы добьетесь многого".
Кобулов 7 апреля отвечал: "С новой тактикой в вопросе об использовании Лемана Журавлев ознакомлен".
В очередном письме Центр сообщил: "Военные сведения Лемана: укрепления на границе, передвижные пеленгационные установки, бензохранилища в Гамбурге и прочее получили положительную оценку авторитетных инстанций. Пусть Леман излагает материал более подробно или дает документы".
С апреля Леман ведал выдачей секретных материалов для нужд всех рефератов отдела. Таким образом в его руках были сосредоточены секретные материалы отдела. Кроме того у него находился ежедневный бюллетень о деятельности отдела, который печатался в двух экземплярах. Один экземпляр направлялся лично Гейдриху, а с другим Леман знакомил руководителей рефератов.
Как видно из переданной нам информации, Леман старался не пропустить ни одного факта, свидетельствующего об угрозе безопасности СССР и в частности о враждебной деятельности германских спецслужб. Наши разведчики в Берлине могли, поэтому, действовать более уверенно, находясь как бы за каменной стеной.
Леман не переставал думать о расширении уже достаточно широких своих возможностей. Когда к нему обратились с просьбой подыскать двух архивариусов для работы с секретными документами, одного в ставку верховного главнокомандования, а другого в министерство авиации (для работы с секретными картами), он рассказал Журавлеву, что когда-то привлек к сотрудничеству с нами Кура и что сейчас мог бы сделать его своим помощником, устроив в министерство авиации.
Последняя встреча Лемана с Журавлевым состоялась вечером 19 июня 1941 г. на окраине Берлина. Агент, который находился перед этим в отпуске, пришел на встречу сильно взволнованный. Он сообщил, что в его учреждении получен приказ немецким войскам 22 июня после 3-х часов утра начать военные действия против Советского Союза. В тот же вечер эта информация телеграфом по каналу НКИД была передана в Москву.
Дело в том, что согласно постановлению Совнаркома с начала июня резиденты были обязаны знакомить полпреда или консула (в Вене, в Праге) "со всеми получаемыми материалами, независимо от того, каким путем они получены", а полпред Деканозов получал право включать их в свою информацию, что он и сделал.
Согласно имеющейся в архивном деле Лемана справке, 4 декабря 1942 г. агенту "Бек", заброшенному в Германию, был сообщен по радио пароль для встречи с Леманом. 11 декабря 1942 г. в Москве получили по радио шифровку от "Бека" (Роберта Барта) о том, что он якобы разговаривал с Леманом по телефону, обменялся с ним паролями, но на следующий день тот на встречу не явился. При повторном звонке к телефону подошла жена, сказавшая, что мужа нет дома.
29 июля 1945 г. из Берлина поступило сообщение о том, что, по словам жены Лемана, ее муж в декабре 1942 г. был срочно вызван якобы на службу и домой не вернулся. Один из сослуживцев Лемана сообщил ей потом, что ее муж был расстрелян гестапо.
Барт, переданный в мае 1945 г. американцами советской военной миссии в Париже, в ноябре того же года был приговорен Особым совещанием к расстрелу.
В справке для Особого совещания, имеющейся в личном деле "Бека", говорится о том, что он "по заданию гестапо с 14.10.42 г. по 12.04.44 г. работал по связи с Москвой по радио под диктовку сотрудников гестапо, в результате чего в декабре 1942 г. был арестован и расстрелян" в числе других Леман.
О чем вспоминал Вилли Леман в свой последний час, что предстало перед его мысленным взором: тонущие корабли российской эскадры в Цусимском бою, непобежденный Сталинград, или, как Старику в рассказе Хэмингуэя, — львы на проплывающем мимо африканском берегу.
У Лемана в разведке были два псевдонима Breitenbach и Kraft. В переводе с немецкого они, как нельзя лучше, выражают присущие Леману качества. Это - широта, ясность и сила.
Он до конца оставался верен однажды выбранному пути, следуя которым сделал все, что мог, и то, что любой другой на его месте вряд ли смог бы сделать.
Оставался верен жене. В 1940 г. супруги отпраздновали серебряную свадьбу. Они мечтали после выхода Лемана на пенсию уехать в Восточную Силезию, где жена унаследовала от родителей гостиницу и ресторан на одной из узловых станций.
Оставался верен старому другу Куру, который не подвел его.
Наконец, оставался верен маленькой берлинской рыжеватой портнихе Флорентине Ливерской. Сирота, в молодости в двадцатые года она привязалась к нему. Леман не забывал навещать ее и в трудные сороковые годы.
Кур пережил войну, до 1946 г. разведка поддерживала с ним связь. Его дело, однако, не сдавали в архив и оно находилось у заместителя начальника 2 отдела 2 управления Комитета информации Зои Ивановны Рыбкиной до 1950 года, когда кто-то из сотрудников отдела, видимо, напоследок, сделал на одной из страниц расчет, сколько же Куру лет. Ему шел восьмой десяток.
