ЛЕГЕНДА РАЗВЕДКИ

КОНСТАНТИН ВОЛКОВ 

ОДИН ИЗ ЕГО ПОДЧИНЕННЫХ ПРИНЕС ГОРСКОМУ ОБЪЕМИСТУЮ ПАЧКУ ДОКУМЕНТОВ. ЭТО БЫЛ ДОКЛАД УРАНОВОГО КОМИТЕТА АНГЛИЙСКОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ О ВОЗМОЖНОСТИ СОЗДАНИЯ ЯДЕРНОЙ БОМБЫ

Официальная биография разведчика скупа: "Владимир Борисович Барковский родился 16 октября 1913 года в городе Белгороде Курской губернии. В 1930 году окончил среднюю школу. После окончания Московского станкоинструментального института был призван на работу в разведку и после подготовки направлен в Англию в качестве оперативного сотрудника.

Находясь за рубежом, приобрел ряд источников, от которых стал получать ценную информацию, имевшую большое значение для укрепления безопасности нашей страны. В частности, были приобретены ценные работы по атомному оружию, радиолокации, реактивным двигателям и другим направлениям развития военной техники.

После возвращения на родину В. Б. Барковский находился на руководящих должностях в центральном аппарате научно-технической разведки, возглавлял американский отдел внешней разведки. Прошел путь от рядового разведчика до резидента. Неоднократно выезжал в длительные командировки за границу.

В последующие годы посвятил себя преподавательской работе. Профессор на одной из кафедр бывшего Краснознаменного института КГБ. В 1984 году вышел в отставку по возрасту.

Награжден "Золотой Звездой" Героя России, орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды и другими наградами".

То, что за ним идет хвост, он обнаружил практически сразу. Откуда на этот раз? Привел он сам? Да нет, вряд ли. Он сменил три автобуса, пока добрался до этой тихой площади. Правда, около Вестминстера человек в плаще показался ему подозрительным. Как-то странно взглянул и тут же отвернулся. Но нет, он остался на остановке, да и вообще больше не смотрел в его сторону. Нет, тут что-то не то. Может быть, привел напарник, молодой и неопытный? Его всего две недели назад прислали из центра...

Владимир Борисович Барковский — из разряда тех людей, которых принято называть живой легендой. Впрочем, в разведке его так и называют.

Его имя стоит в одном ряду с такими легендарными разведчиками, как Абель, Квасников, "кембриджская пятерка".

"Я продукт тридцатых годов, — говорит он. — Всему, чему я научился, я научился в то время. В 34-м году я поступил на вечерний рабфак. Потом — в Станкоинструментальный институт. В 35-м году пошел в Московский студенческий аэроклуб. Знаете, тогда это было очень модно, всем хотелось летать. И я стал летать, Вначале на планерах, потом на самолетах".

"В 39-м году, в марте, меня неожиданно вызвали в ЦК. Не сказали, что, зачем. Пришел я туда. А там еще полсотни таких же ничего не понимающих ребят. Побеседовали с нами, раздали анкеты, собрали анкеты и отпустили. Так ничего толком и не сказав. Потом, где-то в мае, у нас в общежитии появляется какой-то человек и говорит: "Завтра в 3 часа ночи будьте у входа в НКВД". Сами понимаете мои ощущения. Ночью в НКВД...

Ночью я пришел. Внутри, в приемной, все те же, что были в ЦК. Но ничего в ту ночь не вышло. И ходил я в НКВД в течение трех ночей. В конце концов вышел тот самый человек и сказал, что, мол, поздравляю, отныне вы — работники органов госбезопасности. Идите теперь, а когда будет надо, вас вызовут. И опять ничего не объяснил.

20 июня опять пришел тот же человек и сказал, что завтра приходите на свидание в район планетария. При себе иметь кружку, ложку, белье и прочее.

Когда я пришел, нас посадили в закрытую машину и повезли куда-то. Через некоторое время стало слышно, как хлещут ветки по бортам машины. "Значит, в лесу", — подумал я. Действительно, приехали куда-то. Железный забор, двухэтажный деревянный дом и кругом лес. Как оказалось, это был один из объектов Школы особого назначения.

Но и тут вначале было все непонятно. Потом, через несколько дней, приехало начальство и сказало мне: "Отныне забудьте, что вы инженер. Теперь вы — только разведчик".

Почему, вы спрашиваете, выбрали меня? Не знаю. Моего желания никто не спрашивал. Сказали — будешь разведчиком. Вот и стал. Но я думаю, что причина в следующем. В институте я был уполномоченным по военному экзамену. То есть все комсомольцы должны были сдать экзамены по физподготовке и умению стрелять, бегать, маршировать. И мне приходилось организовывать эти занятия. К тому же я и сам очень активно занимался спортом. И боксом, и лыжами, и хоккеем, и авиаспортом. Притом я окончил институт с отличием. Но никаких психологических тестов, ничего такого при поступлении в разведку я не проходил...

Так все-таки откуда же взялся этот хвост? Все правила конспирации соблюдались свято. Английские спецслужбы не должны подозревать что-либо...

Он встретился со своим агентом. И тут заметил, что следом за ними идет машина. Значит, все-таки слежка. Теперь это стало ясно. Но кто привел?

Они шли вдоль по улице. "Не оборачивайся, за нами следят". В этот момент машина, следующая за ними, отразилась в стекле витрины, непонятно как уцелевшей при бомбардировке. "Вон они".

"Я совершенно исчез из поля зрения друзей. Они уже начали думать, что меня посадили. И только потом, когда я был направлен на стажировку в школу МИДа, все вздохнули с облегчением. Мол, не посадили, нет, дипломатом стал. Во как.

Нас учили год. Дипэтикет, экономическая география и язык, язык, язык...

Ежедневно шесть часов с преподавателем и потом еще домашнее задание. Мы ходили совершенно обалделые от этих занятий.

После окончания учебы, в сороковом году, меня распределили на английское отделение. Я стал знакомиться с оперативными сводками. Получал различные небольшие задания. Все больше написать ту или иную бумагу. Проверяли, на что я способен. Это продолжалось два месяца. Потом стажировка в МИДе, где в то время шла большая перетряска кадров. У меня была "легенда", что я кончил курсы МОПР­ была такая организация "Международный союз помощи рабочим". И до ноября 1940 года я стажировался в МИДе. А в ноябре меня отправили в Англию.

С каждым отъезжающим Молотов разговаривал лично и инструктировал. Он рассказывал об обстановке в стране, куда нас направляли, о проблемах внешней политики и тому подобных вопросах. Кроме того, давал некие полезные советы. Так, например, он сказал мне, что Англия издавна враждебна СССР и что друзей там у нас очень мало. Как оказалось впоследствии, он был не совсем прав. Вообще же все это говорилось очень сухо. Молотов ведь был человек достаточно сдержанный, не проявляющий эмоций внешне. Беседа длилась минут тридцать-сорок. А затем я стал готовиться к поездке. Подготовка заключалась в изучении страны, изучении так называемой нотной переписки между державами, дипломатии и тому подобных вещей.

А потом меня направили в Англию. В Европе к тому времени шла война, и поэтому ехать пришлось кружным путем. Выехал в конце ноября 40-го года. Маршрут был таков: Владивосток — Япония — Гавайи — США — Англия. Если бы не важность задания, на которое меня направили, то я бы, наверное, сполна насладился путешествием. Но, кстати, вот вы спросили про страх — страха не было. Волнение — да. Но не страх. Я вообще не испытывал страха. Никогда.

Потом он сказал агенту: "Иди домой. Когда будет надо, я с тобой свяжусь. Не нервничай, все нормально". Но все ли нормально на самом деле? — вертелась назойливая мысль.

Машина остановилась. Те, кто сидел в ней, видимо, решали, за кем ехать. И минуту спустя автомобиль двинулся за его спутником.

"Уф, значит, хвост не за мной", — подумал он. И только некоторое время спустя заметил двоих в плащах, идущих за ним.

"Прибыл в Лондон я в феврале 41-го года. Первым делом по прибытии меня принял посол Майский. Произнес общие слова о том, что человек я молодой, надо набираться опыта и тому подобное. Собственно, к самому пребыванию в стране я уже был подготовлен. Произвели впечатление следы войны. Развалины домов, кресты из бумаги на окнах. Особенно в Ливерпуле, куда пришло судно из Нью-Йорка. Как раз в ночь перед прибытием был налет, и все последствия бомбежки предстали передо мной в неприкрытом виде. А вечером мы пошли в кафе ужинать, и начался налет. Вой сирен для меня звучал более чем непривычно. Но когда я посмотрел на англичан, невозмутимо сидевших рядом, то успокоился. Вначале я подумал, что они равнодушны что ли ко всему происходящему. И только потом, познакомившись с ними поближе, убедился, что они такие же патриоты своей страны, как я своей...

Вся система разведки в стране на тот момент находилась в довольно-таки странной ситуации. За несколько месяцев до моего прибытия Берия ликвидировал всех разведчиков по обвинению в шпионаже против СССР. Агентурная сеть была законсервирована. Иными словами, всем агентам сказано было сидеть и не высовываться. Ждать, пока позовут. Из всех советских разведчиков остался только один, Анатолий Горский. В начале 40-го года его отозвали в Москву, но не посадили, а наоборот, назначили начальником английского отделения. А отделение представляло собой странную картину на тот момент. Начальник отделения, его зам, два начинающих разведчика, я и еще один. А главная сила — машинистка, она же переводчица с трех языков. Вот и все отделение.

Первой нашей задачей было восстановить агентурную сеть. Первым этим занялся сам Горский. Где-то в октябре-ноябре 40-го года он восстановил связь со знаменитой "кембриджской пятеркой" (выпускники Кембриджского университета Ким Филби, Дональд Маклейн, Гай Берджес, Антони Блант и Джон Кернкросс. В общей сложности они передали в СССР с 1941 по 1945 год около 17 000 документов).

Меня начали натаскивать. Шесть раз мне давали задания поехать в определенную точку Лондона и по возвращении описать все, что там находится: бары, дома, рестораны, подъезды и тому подобное.

Он зашел в кафе. Заказал рыбу. Пока ел, те двое сидели за столиком в углу. День был пасмурный, характерный для конца лета в Лондоне. И лиц тех двоих почти не было видно. Вроде бы у одного усы. Но это не примета. Да и какая разница, в сущности...

Почему-то они ничего не заказали. Денег им что ли не выдают на еду, подумал он.

Доев, он вышел. Парочка тоже встала и, даже не особо скрываясь, последовала за ним.

Потом была первая встреча с агентом. Горский дал мне описание этого человека, пароль, адрес, где я должен с ним встретиться. Когда я пришел по этому адресу, то увидел, что половины дома, как раз той, где он жил, больше нет. Прямое попадание бомбы. Я стал помогать какой-то пожилой леди вытаскивать вещи из-под обломков. Мы разговорились. По моему произношению она, видимо, поняла, что я не англичанин.
- Вы с материка?
- Да.
- Тут жили ваши.
- И что же они, погибли?
- Да нет, они переехали на соседнюю улицу.

И она показала мне дом. Там я и нашел нашего агента. Он буквально повис у меня на шее. "Где же вы столько лет были?! Мы уже и не чаяли вас дождаться!"

Он оказался очень полезным человеком. Не очень известный политический деятель, он постоянно вращался в кругу Чешского правительства в изгнании. Он знал настроения людей, имел нужные знакомства. Это было важно для нас. Ведь большинство европейских правительств в изгнании получало деньги от англичан, а это означало, что после войны они будут зависеть от тех же англичан. И надо было выяснить, в какой степени и как они повернутся к нам.

К концу 41-го года мы восстановили связь с большинством агентов. Некоторые вызывали опасения, и поддерживать с ними тесные связи мы не стали. Но в общем машина заработала.

Только у меня было на связи человек пять.

Часто мне задают вопросы: что двигало агентами, почему они изъявляли желание работать с нами? Подразумевается некая материальная заинтересованность. Так вот, такой заинтересованности не было. Все наши агенты из местного населения были коммунистами и антифашистами. То есть двигали ими мотивы высшего порядка, а не простая жажда наживы. Наши агенты никогда не брали денег. Был, например, случай, что мы хотели оплатить им транспортные расходы, но они отказывались. Как-то раз один из агентов доставил нам ценнейшие сведения по радиолокации. При этом никаких денег он не брал. Ни за что. Максимум того, что он позволял мне, — угостить его кружкой-другой пива. Но тут сведения были уж очень ценные, и мы стали думать, как бы его отблагодарить. Ценный подарок? Но как он объяснит окружающим, откуда во время войны у него дорогие вещи? Долго думали и решили устроить парадный обед. Раз он пиво пьет, так, может, и поесть не откажется, подумали мы.

Заказали зал в ресторане. Роскошно накрытые столы, все сверкает. И вижу, что он не настроен на приятное времяпровождение, ничего не ест, не пьет. Я спросил его, почему? А он отвечает, что, мол, у вас сейчас идет Сталинградская битва, мы вам даем золото и валюту, а вы эти деньги на меня тратите...

На станции Пэддингтон народу было немного. Поскольку часто бомбили, то жители вообще избегали пользоваться метро без лишней надобности. Это было не очень хорошо для него. Труднее затеряться в толпе.

Подошел поезд. На станции Пэддингтон поезда шли по двум разным веткам. Он не торопясь вошел в вагон и сел посередине. Двое в плащах встали у противоположных концов вагона.

В 40-м году был создан специальный комитет при правительстве СССР. Основной задачей комитета была разработка ядерного оружия. Этот комитет оказался единственным на всю страну. Что же касается внешней разведки, то здесь был только один человек, хорошо разбирающийся в этом вопросе, — Леонид Романович Квасников, выпускник Московского химического института. Почему-то в те годы проблемы ядерной физики наиболее полно преподавали в химических вузах.

С английской стороны нам помогал, сам не подозревая об этом, лорд Хенки, сотрудник правительственного Комитета по использованию науки в военных целях. 25 сентября 1941 года один из его подчиненных принес Горскому объемистую пачку документов. Это был доклад Уранового комитета английскому правительству о возможности создания ядерной бомбы.

Вы спрашиваете, как я, не имея специальной подготовки, мог оценить важность документов? Ну, на самом деле уже тот факт, что документы получены из аппарата лорда Хенки, говорил об их подлинности и важности. Возможность ловушки здесь была исключена.

В этих документах было множество важных сведений. Масса уранового заряда, процесс выделения урана-235 из природного урана. также были указаны научные центры и университеты, где ведутся эти работы. Из этих же документов мы узнали о желании верхушки британского командования создать бомбу в течение 2 лет.

Когда Горский принес эту информацию, то передал ее мне. Знаешь, говорит, тут вот наука, какие-то термины. Ты у нас инженер, давай-ка, разберись с этим, а мне подготовишь обзорный доклад.

Я ничего в этом, конечно, не понимал. Кое-как стал разбираться — с помощью словарей. Доклад сделать все-таки удалось. По тем временам я не очень воспринял важность полученной информации. И не я один. Когда эта информация легла на стол Берии, он не придал ей значения. Но согласился отправить на отзыв в 4-й отдел НКВД. Это был крупнейший исследовательский и научный центр. То, что потом назвали, к сожалению, шарашкой. Хотя это не соответствует действительности. Все-таки это были лучшие лаборатории в Союзе...

Кто там написал отзыв, я не знаю. Но в отзыве было сказано, что в принципе создание атомного оружия возможно, но это будет не скоро. Такой отзыв укрепил Берию в неверии в ценности сведений, содержащихся в документах. Документы были положены под сукно... Но мы уже поняли там, в Лондоне, что надо выходить на ученых, занимающихся подобными разработками. Горскому удалось найти одного. Удалось узнать, что один из ученых, занимающихся атомными проблемами, хотел бы проинформировать Советский Союз о работе, но не знает, как это сделать. Мы вышли на него, и он действительно передал нам сообщение, очень интересное и подробное.

Двери с шипением закрылись. Поезд закачало на стрелках. Почему-то вспомнился один из рассказов о Шерлоке Холмсе. Рассказ был про то, как обнаружили труп у железнодорожных путей. И, кстати, где-то в районе станции Пэддингтон.

Те двое стояли у крайних дверей вагона и даже не смотрели в его сторону. Гул стих. Поезд вынырнул на следующую станцию. Двери зашипели и открылись. "Двери шипят и перед тем, как закрыться. Это хорошо", — подумал он. И как только вновь раздалось шипение, он встал и не торопясь вышел. Те двое, видимо, ослабили внимание, и двери закрылись. Поезд стал набирать ход. Он все-таки не удержался, чтобы не показать им нос.

Где-то в начале 42-го года мы решили написать сообщение Сталину на основе собранной информации. Что атомная бомба реальность, что необходимо активизировать усилия. Ну, отправили и отправили.

Однако у истории было продолжение. В феврале 42-го года под Таганрогом рейдовая группа наших войск захватила немецкого штабного офицера. У него нашли записную книжку, всю усеянную какими-то формулами и непонятными значками. Хорошо, не выбросили. И книжка эта попала в руки известного военного инженера Ильи Григорьевича Старинова, специалиста по взрывному делу. Тот понял интуитивно, что речь идет о какой-то взрывчатке. И отправил записную книжку в Москву. Там она попала в Комитет по обороне. Ее изучили. Оказалось, что речь идет о создании некоего сверхмощного взрывного устройства, предположительно атомного.

В конце сентября 42-го года Сталин собрал совещание. Туда были приглашены известные академики, такие как Капица, Иоффе. Было принято решение форсировать разработку ядерного оружия. И только после этого Берия отправил Сталину наше письмо. Так что недоверчивость Берии привела к тому, что работа над ядерным оружием началась в СССР значительно позже, чем в других странах...

Я проработал в Англии до 1946 года. После этого вернулся в Москву. Уже работая здесь, выезжал много раз в различные страны. С 1984 года вышел в отставку. Сейчас вот работаю над книгой "Очерки истории российской внешней разведки" вместе с моими коллегами. Скоро пятый том выйдет.

Этот человек всю жизнь отдал разведке. Всегда на первом месте у него стояли не собственные интересы, а интересы его страны. В нынешнем индивидуалистическом обществе это звучит несколько странно. Родина для большинства сегодня — понятие абстрактное (не говорю, что для всех). Но Барковский доволен прожитой жизнью и считает, что отдал 44 года разведке не зря. Может быть, Родина — действительно то, о чем стоит хотя бы иногда задумываться...