Бомба без иллюзий и домыслов. Фрагменты истории «Атомного проекта СССР»

Писатель, журналист, лауреат Госпремии СССР Владимир Губарев:
— Тогда стало очевидно, что новая мировая война, если она возникнет, окажется последней — жизнь на Земле прекратит существование. Было создано страшное оружие, ставшее своеобразным «голубем мира». Таким оно и остаётся до сегодняшнего дня.

«Согласен. И. Сталин»

«Атомный проект СССР» хранит удивительные документы. Остаётся только поражаться тому масштабу работ, которые разворачивались в стране, создающей ядерное оружие.

Естественно, на вершине «пирамиды» стоял Сталин. Все документы стекались к нему, без его решения не делалось ничего... Преувеличение? Отнюдь!

Из множества дней выберем один: 18 июня 1947 г. В этот день Л. П. Берия предоставил И. В. Сталину проекты постановлений и распоряжений Совета Министров СССР, которые тот должен был утвердить. После его подписи они становились законом...

Берия писал: «Представляю на Ваше утверждение проекты Постановлений Совета Министров Союза ССР, рассмотренные и принятые Специальным комитетом:

1. О мероприятиях по обеспечению строительно-монтажных работ завода № 817 (по методу акад. Курчатова)».

Выделенное курсивом вписано от руки самим Берией. Даже в сугубо секретных постановлениях и распоряжениях нельзя было употреблять слова «уран», «плутоний», «бомба» и другие, а также фамилии главных исполнителей. Исключение делалось только для Сталина.

Трудно сказать, сколь внимательно читал он те тексты, что ложились на его стол. Однако в основе той легенды вокруг вождя, мол, «всё видит, всё знает», было его требование предоставлять информацию в полном объёме.

А потому в документе № 1 подробно расписывались все этапы работ по объекту «А», то есть по строительству реактора. Указывались не только сроки и объёмы работ, но и исполнители, которые несут персональную ответственность и за бетонные работы в шахте, и за кабельный тоннель, и за транспортную галерею.

Сроки пуска завода постоянно откладывались, и этого терпеть уже было нельзя, а потому на Южный Урал командировались все специалисты, которые были нужны для монтажа оборудования и завершения строительства.

Постановление СМ СССР № 2145-567сс очень конкретное и весьма жёсткое. Личная ответственность за ход работ ложится на очень разных людей. Столь резкий тон понятен: задержка с пуском первого промышленного реактора ослабляла позиции СССР в мире. Тем более что «атомная истерия» в США нарастала — в очередной раз Америка становилась единственной сверхдержавой, способной сокрушить всех и вся.

Под грифом «секретно»
Летом 1947 г. «Атомный проект СССР» переживал, пожалуй, один из самых серьёзных своих кризисов. И это отразилось в тех документах, которые легли на стол Сталину. Если первый касался непосредственно завода на Южном Урале, то остальные в той или иной форме имели к нему отношение. Так, Постановление СМ СССР № 2146-568сс предусматривало создание Научно-исследовательского вакуумного института (НИВИ). В единый кулак собирались специалисты, разбросанные по разным министерствам и ведомствам, — ведь без вакуумного оборудования и измерительной аппаратуры объекты «А», «Б» и «В» на заводе № 817 работать не могли. И самое главное: НИВИ поручалось разработать единый план развития вакуумной техники для нужд «Атомного проекта».

«3. О мерах ускорения разработки Ленинградским физико-техническим институтом АН СССР высокочастотного метода разделения изотопов урана и ионных источников с дуговым разрядом в парах металлического урана.

Проект внесён академиком Иоффе, академиком Курчатовым, Первухиным, Борисовым (Госплан)». И это постановление Сталин подписал сразу же. В нём чётко определялось, когда нужно изготовить и испытать ионные источники с дуговым разрядом, сколько именно выделить вольфрамовой и молибденовой проволоки, прутков и жести, а также платиновой фольги и серебряного припоя. Но кроме этого разрешалось академику А. Ф. Иоффе израсходовать в 1947 г. из средств института 150 тыс. руб. на лечение и летний отдых сотрудников института...

«4. О постройке Институтом физических проблем АН СССР опытной полузаводской термодиффузионной установки для обогащения шестифтористого урана изотопом урана-235.

Проект внесён тт. Первухиным, Завенягиным, Борисовым (Госплан), проф. Александровым (Институт физпроблем АН СССР)».

В распоряжении СМ СССР А. П. Александрову поручено построить опытную установку «по обогащению висмута методом термической обработки его солей» к 1 сентября 1947 г. «Шестифтористый уран» теперь именовался «висмутом». А в качестве поощрения тем же распоряжением предписывалось Министерству торговли СССР «отпускать дополнительно с июня 1947 г. ежемесячно» продовольственных лимитных книжек по 600 руб. — 2 шт., книжек по 400 руб. — 2 шт. и литерных обеденных карточек литер «Б» — 4 шт.

Товарищ Сталин считал, что на установке должны работать сытые сотрудники.

Впрочем, почти в каждом постановлении и распоряжении, подписанном им, последним пунктом давались «привилегии» — в те голодные годы это были продовольственные пайки.

«5. О месте строительства специального полигона для испытания „РДС“...

6. О подготовке к исследованиям на специальном полигоне при испытаниях „РДС“...

7. О мерах по обеспечению развёртывания конструкторских и научно-экспериментальных работ Конструкторского бюро № 11 (проф. Харитон)...

8. О мероприятиях по организации режимной зоны Конструкторского бюро № 11 (проф. Харитон)...»

Более полувека прошло после подписания этих документов Сталиным, но до сих пор гриф «Секретно» с них не снят. Во-первых, режимные зоны вокруг закрытых городов действуют и поныне, и, во-вторых, есть опасность, что страны, стремящиеся овладеть ядерным оружием, используют опыт «Атомного проекта». А этого допускать нельзя.

Постановление СМ СССР № 2145-567 сс
«...Возложить ответственность за работы по шефмонтажу объекта „А“ и монтажу оборудования объекта „Б“ лично на министра машиностроения и приборостроения т. Паршина.

...обеспечить личное участие в руководстве монтажными работами по объекту „А“ директора НИИхиммаша т. Доллежаля, а также ответственных конструкторов, принимавших участие в разработке проекта объекта „А“.

...возложить ответственность за своевременный и доброкачественный монтаж объектов „А“ и „Б“ лично на министра строительства предприятий тяжёлой индустрии т. Юдина.

...Утвердить:

заместителя начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР т. Славского Е. П. директором завода № 817;

академика Курчатова И. В. — научным руководителем завода № 817 и Центральной лаборатории...

...Придавая особое народнохозяйственное и политическое значение своевременному выполнению строительства завода по проекту № 1859, обязать тт. Круглова, Завенягина, Юдина, Паршина и Хруничева установить личное наблюдение за ходом строительно-монтажных работ по этому заводу и поставками оборудования, принимая немедленные оперативные меры по устранению всех задержек, возникающих в ходе работ».

Цена ошибки — жизнь
Радиация не разбирала, где академик и где рабочий, — она расстреливала всех.

24 июня 1948 г. в «Особой папке» появляется письмо уполномоченного при СМ СССР на комбинате № 817 И. М. Ткаченко (экз. № 1). В нём говорится: «В настоящее время после пробного пуска объекта „А“ ряд помещений в процессе наладки механизмов и аппаратуры периодически подвергается высокой активности. Академик Курчатов И. В. игнорирует иногда все правила безопасности и предосторожности (особенно когда что-либо не ладится) и лично заходит в помещения, где активность значительно выше допустимых норм.

Так, 21 июня тов. Курчатов спустился на лифте на отметку минус 21 метр в помещение влагосигнализаторов в то время, когда активность в нём была свыше 150 допустимых доз. Прикреплённые к нему работники охраны МГБ, не будучи на сей счёт проинструктированными, а сотрудники радиометрической службы, преклоняясь перед его авторитетом, не препятствовали тов. Курчатову заходить в места, поражённые активностью.

Во избежание могущих иметь место серьёзных последствий я обязал тов. Славского и начальника радиометрической службы объекта тов. Розмана не пропускать тов. Курчатова в помещения, где активность превышает допустимые нормы. В таком же направлении проинструктированы и прикреплённые к нему работники охраны МГБ...»

Игорь Васильевич начал было протестовать, мол, никто не имеет права его ограничивать. Однако с Берией у него состоялся серьёзный разговор, после которого Курчатов некоторое время строго следовал инструкциям. Но очередная авария на объекте «А» заставила Курчатова и Славского забыть и о дозах, и о распоряжениях Берии...

Радиация действовала на каждого человека по-своему: одним она укорачивала жизнь, иногда сокращая её до нескольких дней и месяцев, к другим была «благосклоннее».

История комбината «Маяк» свидетельствует: за незнание приходилось расплачиваться очень дорогой ценой. Но иного пути не было — новые технологии рождались из ошибок, и за каждой из них стоит человеческая судьба. Некоторые погибали, но не знали, что от «лучёвки», — об этой болезни нельзя было упоминать.

Только 40 лет спустя «лучевиков» комбината «Маяк» приравняли к «чернобыльцам». Облучение везде остаётся облучением, дозы — дозами... А здесь у некоторых они приближаются к 1000 рентгенов. Напоминаю: смертельной считается в пределах 400... Но это случается тогда, когда рентгены получены сразу, за короткий промежуток времени. Пожарные и операторы в Чернобыле, которые вскоре погибли, именно так набрали свою смертельную дозу. А на «Маяке» в самом начале атомной эпопеи люди накапливали по две-три такие дозы, будто каждому из них выпало прожить три жизни.

«Коммунизм за колючей проволокой»
О «коммунизме за колючей проволокой» ходили легенды. Казалось, что люди на атомных объектах «катаются как сыр в масле». Какие же были льготы для работников комбинатов, где вырабатывался плутоний (№ 817) и шло получение урана-235 (№ 813)?

На комбинате № 817 по штату работали 1300 человек, на комбинате № 813 — 600 человек. Для них «в виде исключения, учитывая особое значение заводов» (подчёркивал Берия в своём письме Сталину), устанавливались льготы по зарплате (она была немного повышена) и выплачивалась надбавка за выслугу лет (на 10% — за первый год работы и 5% за каждый последующий). Дополнительно устанавливалось 30 персональных окладов для высококвалифицированных специалистов в размере 1,5-месячного должностного оклада.

Работникам комбинатов выдавались ссуды на три года для приобретения коров — 3 тыс. руб. и на мебель — до 3 тыс.

Как и положено для вредных производств, оплачивалось 70% стоимости путёвок в санатории. Инженерам и служащим отпуск увеличивался до 36 суток.

Берия часто приезжал на Южный Урал. В технологию не вмешивался, полностью доверял её специалистам. Однако внимательно следил за улучшением жилищных и бытовых условий для работников завода. Требовал, чтобы ему постоянно докладывали о ходе строительства жилья и культурно-бытовых зданий.

Среди документов «Атомного проекта» есть весьма необычные. К примеру, начальник Первого главного управления Б. Ванников просит заместителя Председателя Совета Министров СССР Л. Берию «разрешения продать за наличный расчёт указанные выше товары и посуду рабочим и ИТР завода № 817 без промтоварных единиц».

Ботинок рабочих и сапог кирзовых — 1000 пар.
Галош — 800 пар.
Сапог резиновых — 300 пар.
Валенок — 300 пар.
Полотна льняного — 5000 м
Одеял шерстяных — 500 штук.
Посуды разной — 23 т.
Посуды стеклянной на 10 тыс. рублей.
Полушубков — 500 штук.
Х/б ткани для пошивки белья — 2350 м.
Резолюция Берии: «Согласен». И далее приписка: «Специального решения правительства не требуется». Это тот самый редкий случай, когда можно было обойтись без подписи Сталина. Хотя, думаю, при встрече Берия проинформировал его о ситуации на комбинате № 817 и тех «льготах», которые он предоставил рабочим.

Атака на недра
Биография многих знаменитых геологов второй половины ХХ в. началась в феврале 1948 г. «Атомный проект» переживал тогда один из самых трудных своих этапов.

Казалось бы, самые сложные проблемы при создании ядерного оружия — это получение новых материалов, всевозможные технологические сложности и, наконец, радиоактивность. Но спустя два года после начала работ по всем этим направлениям вдруг выяснится, что для «атомной машины» в стране мало «топлива» — нет урана.

22 февраля 1948 г. было принято одно из самых «жёстких» постановлений СМ СССР — № 392-148сс. Оно касалось геолого-разведочных и поисковых работ по урану. Уже начало документа не предвещало ничего хорошего: «Совет Министров СССР отмечает, что результаты работы Министерства геологии за 1946–1947 гг. по разведкам А-9 являются неудовлетворительными, несмотря на выделенные министерству крупные ассигнования и большие материальные ресурсы.

План прироста запасов А-9 1947 г. Министерством геологии выполнен лишь на 60%. Министерством геологии не выявлено месторождений богатых руд А-9, а найденные месторождения представлены в основном бедными и сложными по составу рудами, для переработки которых ещё не разработано экономически выгодной технологии...»

Постановление указало и конкретные причины провала. В частности, в Ферганской долине не проводились подземные горно-разведочные работы (предполагалось, что именно там, на глубоких горизонтах, находятся залежи урана). Плохо обследовались действующие и старые шахты, а опыт геологоразведки в Кривом Роге показал, что там можно найти богатые залежи А-9. Но главное — это отсутствие новых научных методов поиска урановых руд. Большая наука оказалась в стороне, а это стратегическая ошибка, допущенная Министерством геологии.

Негативно оценивалась в постановлении и работа Министерства внутренних дел, которое выполнило план прироста запасов А-9 всего на 30%. А в «распоряжении» МВД находились огромные районы страны, там работали многие десятки тысяч заключённых, и среди них было достаточно специалистов-геологов. Некоторые из них были освобождены досрочно, так как выявили два перспективных района с жильными месторождениями А-9 на территории Дальстроя. Однако масштабы поисков явно недостаточны, особенно в районе Норильского и Ухтинского комбинатов.

Сталин решил дать «последний шанс» всем, кто организовывал геолого-разведочные работы по урану. И оказался прав. Научные станции, созданные в Средней Азии в районе уранового комбината № 6, сыграли важную роль в формировании плеяды блестящих отечественных геологов. Академики Лавёров, Юшкин, Летников и другие, с кем мне довелось беседовать, говорили, что работа в Средней Азии стала для них одним из самых интересных и незабываемых этапов в жизни.

Заряд для бомбы
Сталин уже знал, какой должна быть сделана бомба. Ему об этом довольно подробно рассказал Курчатов.

В центре — шар из плутония. В него вставляется нейтронный источник. Шар окольцован отражателями нейтронов, которые сделаны из металлического урана. Затем слой алюминия, к которому примыкают 32 пирамидальные отливки из смеси тротила с гексогеном. В каждой из них детонатор.

Взрыватели должны сработать одновременно. В этом случае плутониевый шар сожмётся, плотность его «перейдёт» критическую черту и начнётся цепная реакция — взрыв.

Самая большая опасность (а следовательно, главные трудности для конструкторов и испытателей) — это неравномерность обжатия шара. В этом случае он просто расколется и взрыва не произойдёт.

В Арзамасе-16 взрывы слышались столь часто, что новички уже через пару дней переставали их замечать. Тысячи и тысячи экспериментов прошли на взрывных площадках КБ-11, прежде чем имитатор плутониевого шара оставался после срабатывания 32 взрывателей таким же идеально ровным, как и до начала опыта. Он только чуть-чуть уменьшался в размерах, но именно это и нужно было испытателям.

КБ-11, возглавляемое научным руководителем и главным конструктором Ю. Б. Харитоном, готово было начать эксперименты с плутониевым шаром, но в распоряжении И. В. Курчатова было пока всего несколько граммов этого материала. И уже первые эксперименты с ним показали, что «характер» у плутония весьма необычный и капризный.

«Плутоний сам по себе не обладает большой радиоактивностью, но очень ядовит, — пишет Курчатов. — Попадание в тело человека одной лишь миллионной доли грамма плутония может привести к смертельным заболеваниям. Все проектные решения должны поэтому предусматривать особую защиту и особое оформление всей химической аппаратуры».

Беспокоило учёного и получение сверхчистого металлического плутония. Ведь даже ничтожное его загрязнение различными примесями («стотысячные доли процента»!) может привести к тому, что при обжатии цепная реакция не начнётся...

Но тем не менее Курчатов был уверен: все проблемы будут преодолены. Ему абсолютно ясно, как именно будет работать комбинат № 817: «Окончательной продукцией комбината будет металлический плутоний в количестве 100 г, выдаваемый металлургическим заводом „В“. Решением правительства намечено металлургический завод „В“ ввести в действие в сентябре 1948 г., следовательно, в декабре 1948 г. будет накоплено 6 кг плутония — количество, достаточное для снаряжения одной атомной бомбы.

За 1949 г. комбинат должен будет выдать 36 кг плутония — количество, достаточное для снаряжения ещё 6 атомных бомб...»

Игорь Васильевич ошибся в своих расчётах менее чем на год. Пуск реактора состоялся 19 июня 1948 г. Но уже 20 июня произошла авария — в технологические каналы прорвалась вода. Лишь через 22 дня удалось запустить реактор вновь...

И тем не менее задолго до этих событий И. В. Курчатов делает вывод, верность которого подтверждаем и мы, когда речь заходит о «Маяке»:

— Я должен сказать, что этот комбинат является грандиозным и сложным сооружением, выполнение которого возможно лишь на определённой высокой стадии развития промышленности и под силу только великому государству.