Ева МЕРКАЧЕВА
Легендарный разведчик—нелегал Геворк Вартанян: "Ничего не спасет, если предатель покажет на тебя пальцем. Но все предатели плохо заканчивают..."
Почему провалилась группа российских разведчиков—нелегалов? Что стоит за шпионскими скандалами? Как готовят сегодня разведчиков, кто и из каких соображений сегодня идет в эту профессию?
На эти и другие вопросы откровенно и без купюр накануне 90—летнего юбилея СВР спецкору "МК" рассказал легенда нелегальной разведки Герой Советского Союза Геворк Вартанян.
Его стаж в разведке (где год порой идет за два, а то и за три) больше чем вся его жизнь — 120 лет! А его судьба — подтверждение тому, что путь каждого разведчика уникален и неповторим. Он и сейчас в строю — учит молодежь нелегкому ремеслу.
|
фото Ева Меркачева |
"Каждый раз я женился на своей Гоар как впервые"
— Геворк Андреевич, а давайте начнем с… женщин. Считается, что разведка — сугубо мужское занятие и представительниц слабой половины в ней единицы.
— Это неправильное суждение. Женщин в разведке много, и они играют особую роль. Им порой бывает легче установить контакт с интересующим нас человеком. Часто в таких случаях моя жена Гоар действовала первой — знакомилась с супругой нужного лица, и это ни у кого не вызывало подозрений. Потихоньку завязывалась дружба между семьями. И получалось, что я с этим человеком на нейтральной почве познакомился и он уже никуда не мог заявить: мол, я к нему подбирался. Вообще всегда лучше работать в паре. Если ты с супругой (как я всю жизнь), к тебе больше доверия. Одному же труднее проникать в нужный круг. Да и вообще ситуаций всяких много было, а мы друг друга поддерживали, могли все вместе обсудить. К тому же всегда важно, что на чужбине с тобой родная душа.
— Бывает, что муж разведчик, а жена понятия не имеет, чем он занимается?
— Нет, в нелегальной разведке такого не бывает. Потому что разведчику приходится часто разъезжать по разным странам, менять место жительства, фамилию. Как это все объяснишь жене, если она не знает, что ты разведчик?
— Когда вы вербовали свою будущую супругу, она сопротивлялась?
— У нее не было никаких шансов. (Смеется.) Я умею находить правильный подход к человеку.
— А какой ключик вы к ней нашли?
— Во—первых, ее брат был уже завербован мной и входил в мою группу. Во—вторых, я знал ее с 13 лет. Мы дружили, вместе гуляли. Между прочим, она была единственной девочкой в нашей компании. А потом Гоар подросла, и я в какой—то момент понял, что она готова к работе в разведке. К тому времени ей было 16 лет.
— Вы сначала влюбились, а потом завербовали или наоборот?
— Когда вербовал, я еще не был влюблен. А потом все произошло как—то само собой. В какой—то момент мы оба потеряли голову. С тех пор не расстаемся.
— Знаю, что вы четыре раза женились на Гоар. Наверное, это было нелегко — всякий раз играть роль молодоженов?
— Очень легко и ужасно приятно. А вообще это ведь было необходимо по работе. Каждый раз в разных странах для подтверждения легенды мы регистрировали брак будто впервые. Я испытывал все ту же бурю эмоций. И потом я часто говорил ей: спасибо, что снова и снова произносишь у алтаря "да".
— А она за все это время ни разу не пожалела, что стала женой разведчика?
— Никогда ни она, ни я не пожалели, что связали свою жизнь с разведкой. Если бы не судьба, Гоар, наверное, стала бы преподавателем (ее тянуло к этой профессии). Ну а я даже не представляю, кем мог бы быть.
— По долгу вашей работы какие профессии вам приходилось осваивать?
— Главным образом одну — коммерсанта. Это легче, потому что можешь свободно передвигаться, становишься вхож в разные круги. Я сперва маленькой коммерцией занимался, потом оптовое дело появилось. А супруга была домохозяйкой.
— Часто меняли имена?
— Мы трижды меняли все свои данные, включая гражданство. И всегда боялись столкнуться с теми, кто знал нас под другими именами. Это же грозило провалом. Но таких встреч не всегда удавалось избежать. В моей жизни было несколько опасных моментов. Однажды мы с супругой оказались на благотворительном вечере. Мы не любили ходить на такие массовые мероприятия, но тут не смогли отказать. А пригласил нас не кто—нибудь, а полковник—цэрэушник, с которым мы дружили. Я говорю Гоар: "Зайди в зал, посмотри, кто там". Вот так всегда — женщин всегда первыми на минное поле посылаем. (Смеется.) Она вернулась и говорит, что узнала там даму, с которой мы были знакомы года два, когда жили в одной из стран Дальнего Востока. Не виделись мы больше 20 лет, но она наверняка бы нас узнала, бросилась бы с криком "Георгий", а я в то время был Томом. А тут еще полковник все время рядом крутится... Он бы сразу все понял. Что делать? Тут жена все взяла на себя. Схватилась за бок и застонала: боль жуткая, пойду посижу в машине. Цэрэушник: "У нас комната отдыха есть, сейчас доктора приведут". Но Гоар в ответ: "Нет, вы лучше откройте машину, я немного там побуду, боль пройдет, и я вернусь". А на том приеме был еще американский епископ.
Полковник бросился к нему: мол, иди помолись за женщину, может, поможет. Тот, бедный, десять минут изо всех сил молился — а Гоар только “хуже”. Ну, мы извинились и уехали домой, ни у кого не вызвав подозрений. Другой случай произошел в Ереване в 1970 году. Идем мы с женой, а сзади кричит кто—то. Оборачиваемся — подбегают наши английские друзья, которых мы знали много лет назад и я даже крестил их сына. Эти очень хорошие люди сами по себе были не опасны, но через них нас могли заподозрить вражеские агенты. Наши друзья — в слезы: “Куда вы пропали?! Мы вас столько лет ищем, думали даже, что вы в авиакатастрофу попали, вы ведь не те люди, чтоб не написать”. А как писать?.. Тут мы с Гоар начали придумывать, что она операцию перенесла, то да се. В этот день нам пришлось уже как иностранцам переселиться в другую гостиницу. В Ереване тогда мы с нашими друзьями неделю пообщались. Уезжали они со словами: "Надеемся, что больше вас не потеряем". Ну, конечно, "потерялись" опять. Куда деваться—то? Но в 2007 году в Москву приезжала внучка Черчилля, чтобы лично поблагодарить меня за то, что я спас от смерти ее деда. Все это в английских газетах на следующий день расписали, напечатали фотокарточки наши с подписями: "советские разведчики". А эти наши друзья жили в Лондоне. Они там открывают свежую газету — и нас, пропавших, видят. Тут же вышли на связь с пресс—бюро СВР, попросили помочь найти нас. Я сказал коллегам: пусть дадут наш телефон — теперь—то чего скрываться? Они сразу позвонили, а через неделю приехали в гости. С тех пор мы постоянно поддерживаем связь. Вот недавно в Ереване вместе отдыхали. Они без конца повторяют: "А ведь мы даже не догадывались, что вы разведчики!"
— От женщин и любви мы потихоньку перешли к дружбе. Разве у разведчиков бывают друзья? Ведь постоянные переезды и тайны не самая подходящая почва для дружбы.
— Конечно, бывают. И профессия этому не помеха. В Союзе у нас были друзья, и мы их за все эти годы не потеряли. Как дружили 60 лет, так и продолжаем, будто и не пропадали на десятилетия. И за границей у нас всегда были друзья, где бы мы ни жили. Мы их искренне любили и плакали, когда расставались.
|
Одна из четырех свадеб четы Вартанян |
Молодые разведчики хотят знать, на что могут рассчитывать
— Разведка за последние полвека претерпела сильные изменения. Появились новые методы работы, новые технические возможности. Но тем не менее многие считают, что современным разведчикам многому еще надо поучиться у вашего поколения...
— Так и есть. Потому что человеческий фактор играет первостепенную роль. Вся эта техника, безусловно, помогает. Но если положишься только на нее, обязательно где—то споткнешься. Техника ломается, а человека не сломаешь. Если только он не предатель. Моему поколению разведчиков не на что было опереться в техническом плане, потому люди более крепкие были, больше полагались только на себя, на свой внутренний стержень. Но и сейчас разведчиков, которых мы воспитываем, учим: вы — все, а техника — это пустяк. В разведке не получится по—другому. Это же не коммерция, где раз потерял, потом нагнал. Разведчик, как сапер, может ошибиться только один раз.
— Сегодня желающих стать разведчиками стало меньше?
— Наоборот, больше.
— Можете сказать, чем новое поколение отличается от вашего?
— Поколение разведчиков, безусловно, меняется. Одно время, в 90—е годы, у нас были трудности. В стране был разброд, и молодежь тоже растерялась. Все пошли в коммерцию, вместо учебы начали киоски открывать, пивом торговать... А сейчас все поняли, что без учебы ничего не получится. И в разведку теперь приходят очень грамотные, толковые ребята. Мы довольны. А вообще характер в каждом человеке закладывает семья. Если она благополучная, то и детей воспитают в духе любви к Родине. Вот наша задача — найти таких людей, а не случайных.
— Хотите сказать, что если человек сирота или у него мать пьет, отец в тюрьме, то из него хорошего разведчика не получится?
— Честно говоря, нам пока такие просто не попадались, потому не могу сказать.
— Может, у молодежи теперь другие мотивы и в разведку они идут чаще из—за страсти к приключениям или ради карьеры?
— Карьеристов мы обычно раскусываем очень быстро, и мы их не берем. Они нам не нужны. Если даже сразу не раскусываем, то в ходе подготовки (а она у нас длится 5—6 лет) все становится понятно. А вообще мотивы сегодня действительно немного изменились. Раньше, когда кандидаты приходили в разведку, никогда не спрашивали: а сколько будем получать, а что с нами будет? Сейчас — спрашивают. Мы объясняем, что в социальном плане у него все будет нормально. Это правда. Сегодня у нас есть возможности сделать так, чтобы жизнь у разведчиков была достойная во всех отношениях. Но главный наш упор — не на этом, а на том, чтобы человек любил Родину. Мы с Гоар прожили 45 лет на чужбине и почувствовали, что она значит. Без Родины мы все никто и ничто. А когда Родина за спиной — ничего не боишься.
— Лично вы можете, пообщавшись с человеком пару часов, понять, будет ли он потенциально хорошим разведчиком?
— Нет, сразу это не видно. Мы долго присматриваемся. Если в ходе учебы появляются какие—то сложности, прощаемся с кандидатом без всяких колебаний.
— Можете ли привести хоть один пример, когда благодаря разведчикам удалось пополнить бюджет страны?
— Примеров этому сотни. Вот, скажем, раньше в России бурили скважины с помощью отечественных буров, которые выходили из строя за 2—3 часа. А потом разведчики добыли технологию, благодаря которой можно менять через 2—3 суток. Вроде и ерунда, а прибыль огромная. И так во всех сферах без исключения. Одна информация, полученная разведкой, может принести государству столько денег, что десятикратно окупит все затраты на содержание службы.
— Кстати, лично вы помогли Советскому Союзу "подзаработать"?
— Множество раз. Я добывал сведения экономического характера. Кстати, дело ведь не только в деньгах. Разведчики добывают такие политические и научные сведения, которые позволяют менять расстановку сил в мире. Разве можно деньгами измерить огромный поток военной и научной информации по атомной теме, переданной по каналам разведки нашим ученым—ядерщикам? Благодаря нашей службе Советский Союз создал ядерную бомбу в ответ на возникшие реальные угрозы после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Да что там говорить: даже в Ватикане, где всего 4,5 тысячи жителей, есть собственная разведка, причем одна из мощнейших в мире.
Предатели плохо кончают
— Считается, что в жизни каждого разведчика бывают провалы. У вас они были?
— Если бы были, я бы 45 лет не продержался и не вернулся чистым в Россию. У нас провалы могли бы быть только из—за предательства. Можно многое предусмотреть и просчитать, но только не это. Тут не поможет никакая конспирация и ничего не спасет, если предатель на тебя пальцем покажет. Это относится и к тем, что недавно погорели в США.
— А может, все—таки это их роковая ошибка?
— Сейчас говорят, что они плохо работали, раз их разоблачили. Но виной всему только предатель. Кстати, все предатели плохо заканчивают — редко кто из них доживает до седых волос. Такие негодяи часто попадают под колеса машин или умирают от пьянки. Совесть их, наверное, мучает: ведь как можно предать Родину, где ты родился, где вырос, где твои друзья? Кстати, сами американцы их не жалуют — смотрят на них снисходительно, сверху вниз. А вот тех российских разведчиков, которые, даже попав к ним в руки, не сдают своих, во всем мире уважают. Вот, к примеру, Абель. Враги им восхищались. Его адвокат Джеймс Донован писал в своем дневнике: "Если б у нас такие разведчики были…" Абель, даже сидя в тюрьме, пытался его завербовать! Кстати, и сейчас коллектив российской внешней разведки состоит из уникальных, искренне преданных людей, а сама она является одной из самых эффективных. Это признают в мире спецслужб. Отсюда и постоянные попытки дискредитировать российскую разведку в ходе различного рода информационных кампаний. А что касается задержанных недавно в США — они проявили стойкость и мужество. Американские спецслужбы пытались подобраться к ним. Даже к их детям подходы делали. Но никто не согласился работать на американскую разведку. Вот как наши разведчики воспитали своих детей!
— А всегда удается освободить разведчика?
— Его обязательно освободят. Это незыблемое правило. Для этого используют любые средства, методы и способы — от выкупа, обмена до организации побега. Честь и хвала руководству нашей страны, что мы в последний раз обменяли разведчиков очень быстро.
— Рисковать часто приходилось?
— Разведчик каждый день рискует жизнью. Мне повезло: на моем пути предателей не было. Но готов я был ко всему. У нас у всех были отступные легенды. Даже есть и такая — в случае чего сказать: да, я российский разведчик…
|
Этой встречи Сталина, Черчилля и Рузвельта в Тегеране могло бы не быть, если бы не разведчик Вартанян |
Развенчанные мифы о разведчиках, водке и селедке
— Геворк Андреевич, а давайте развеем мифы о разведке, которые создают кинофильмы. Итак, миф первый — разведчику часто приходится менять внешность.
— Это только в кино так делают. Я ни разу за всю жизнь даже не красил волосы и не сбривал или клеил усы и бороду.
— Миф второй. Разведчик стреляет как снайпер и способен нокаутировать противника в два счета.
— Ерунда. Я всегда говорю: как только человек берет в руки оружие — он перестает быть разведчиком и становится киллером. Там, где начинается стрельба, кончается разведка.
— Значит, вы стрелять не умеете?
— Ну почему же?! Я хорошо стреляю, а Гоар еще лучше меня. Раньше нам было интересно тренироваться, но сейчас уже в тир не ходим. Я и боксом в молодые годы занимался.
— То есть сдачи всегда могли дать?
— Я и сейчас могу. (Смеется.) Но я не драчун. Я дипломат и вместо кулаков применяю мозги. Я умею дошедшего до точки кипения человека быстро и незаметно для него охладить правильно подобранными словами. Что касается спорта, мы с Гоар увлекались большим теннисом, плаванием и вообще всем тем, чем занимались люди, которые нам были нужны по долгу службы. Чтобы познакомиться с ними, записывались в разные клубы.
— Миф третий. Разведчик знает десяток иностранных языков.
— Это похоже на правду. Я знаю 8, но некоторые мои коллеги — по 16.
— А какие именно?
— Не могу перечислить, потому что еще не рассекречены многие эпизоды моей работы. А языки разведчику всегда надо знать. С собой же за рубеж переводчицу не возьмешь! Кстати, когда знаешь пару языков, остальные даются уже легко. Мы когда уезжали из Москвы в командировку второй раз — знали только английский и фарси. А потом быстро освоили остальные. Когда попадаешь в другую языковую среду, хочешь не хочешь — начинаешь понимать язык. Главное здесь — не стесняйся, болтай на их языке вовсю.
— Бывало, чтобы вы обмолвились на русском?
— Помню, с Гоар мы были в ФРГ. Она пошла в парикмахерскую. Я прогуливался неподалеку, вернулся, она все еще сидит "в каске" и сушит волосы. Заметила меня и громко кричит по—русски: "Жора, Жора, я сейчас заканчиваю, ты не уходи!" Меня как ветром сдуло! Хорошо еще, что там у всех "каски" гудели и никто ничего не понял.
— А дома с супругой по—русски говорили?
— Что вы! В квартире же может быть прослушка. Однажды я вместо Гоар принял шифротелеграмму из Центра. Она была короткая, а это всегда настораживает. Обычно это означает какую—то опасность. Расшифровываю, а там написано, что мне присвоено звание Героя Советского Союза, а Гоар награждена орденом Боевого Красного Знамени. Я не поверил сначала. В мирное время — и такая высокая награда. Я побледнел. Гоар увидела и показывает мне знаками: мол, читай быстрее. А как я на всю квартиру вслух прочитаю, что стал Героем Советского Союза?.. Показал ей послание. Вышли на улицу, поздравили друг друга, а потом — в ресторан, отметить.
— В ресторан? А как же миф четвертый: разведчику выпивать нельзя?
— Вот уж совсем неправда. Разведчику можно выпить, просто надо всегда меру знать. А если ты не будешь пить, то тебя могут заподозрить. Начальник разведки всегда нам в шутку говорил: "Если кто—то из вас не пьет, меня это сразу настораживает. Такому разведчику я не доверяю". А бывало, что нужно было сделать вид, будто пьешь, чтобы твой собеседник изрядно захмелел и разговорился.
— Миф пятый: разведчик может дать себе установку поспать 20 минут и проснуться бодрым. Это я из фильма про Штирлица.
— Ну, это просто, и тут все дело в настрое. Я всегда без будильника встаю. Мне приходилось не спать по двое суток. И ничего.
— Миф шестой: люди вашей профессии скучают на чужбине по национальной кухне. В анекдотах Штирлиц тайно печет картошку и ест селедочку с черным хлебом.
— Да в любой стране найти можно и водку, и селедку. Ешь сколько хочешь, и никто тебя за это ни в чем не заподозрит.
— Миф седьмой: разведчики тоскуют по русским песням и читают русские газеты.
— Песни петь нельзя, это точно. Мы старались и не слушать их, хотя у нас была сильная тяга. Нельзя, потому что потом будут проскакивать русские слова. А вообще по родной речи действительно сильно тоскуешь. Иногда бывает, идешь по улице, смотришь — наша пара. Я к ним поближе, а они спорят, ругаются страшно по—русски. А мне это словно музыка, так приятно послушать их, думаю, пусть еще ругаются, только бы не замолчали. Тоска по Родине очень давит, но начинаешь себя успокаивать, что ты тут нужен, что все это ты делаешь для своей страны. Армянские и русские слова мы старались выбросить из своего словаря каждый раз, когда возвращались из отпуска на работу. Для этого даже ехали на недельку в нейтральную страну. Радио старались не слушать, русские телеканалы не смотреть. Русские газеты мы никогда не читали, они разведчику в данный момент не нужны. Ну, кроме "Московского комсомольца". (Смеется.)
— Миф восьмой: у каждого разведчика есть в арсенале ручки с видеокамерами, прочие шпионские штучки…
— У меня ничего этого никогда не было. И современные разведчики таким не пользуются. Это ведь компромат. Мне приходилось какие—то документы фотографировать, но делал я это обычным фотоаппаратом. Вот даже взять радиопередатчик. Его делали из простого радиоприемника — не подкопаешься.
— А как еще с Центром общались?
— Была тайниковая связь. Тайники подбирались, туда вкладывал сообщение, а через час человек из Центра забирал. Еще использовали почтовые адреса в разных нейтральных странах.
— На газетных статьях буквы иголкой накалывали?
— Этот метод использовался давным—давно. Мой отец в Иране раза три попадал в тюрьму по подозрению в связях с советской разведкой. И мама носила ему газеты. Он всегда возвращал ей старые, и я сам видел, как мать поднимала их на свет и читала. Тогда—то я и начал понимать, что он разведчик. Еще видел, как он на папиросной бумаге пишет донесение и скатывает его в шарик, чтобы в случае чего проглотить. После этого у нас с отцом состоялся разговор, и я заявил, что хочу стать разведчиком, как он. Отец поддержал меня и сказал: давай добивайся.
P.S. Служба внешней разведки к своему 90—летнему юбилею совместно с одним из центральных телеканалов подготовила цикл художественно—документальных фильмов о выдающихся советских разведчиках. 10 фильмов о 10 разведчиках! И первый из них — "Правдивая история. Тегеран—43" о супругах Геворке и Гоар Вартанян. Это, пожалуй, самый романтический фильм о разведчиках. На экране юный Геворк сплачивает вокруг себя команду преданных друзей, влюбляется, учится в школе английской разведки, выслеживает шпионов и в конце концов спасает от засланных Гитлером убийц Сталина, Черчилля и Рузвельта во время их знаменитой встречи в Тегеране.
"Анна Чапман в провале не виновата", Ева МЕРКАЧЕВА
Публикации за Ноябрь 2010