Писатель под грифом «секретно»

Николай ДОЛГОПОЛОВ

В серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» готовится к печати книга писателя, журналиста Николая Долгополова «Абель-Фишер» о знаменитом разведчике. Выход книги приурочен к 90-летию Службы внешней разведки России. Предлагаем читателям познакомиться с новой неизвестной страничкой из биографии известного героя.

Банально, а что поделаешь: если человек талантлив, то во всём. Но тут давайте не переигрывать. Основные таланты разведчика-нелегала Фишера проявились всё же не в шелкографии, и даже не в любимой живописи, и не в писательстве. Хотя, вернувшись домой из Штатов, Вильям Генрихович помимо основной работы с удовольствием брался и за другие дела, далёкие от его профессии.

Он любил спокойно, без наскока испытывать себя в чём-то новом, неведомом и в отличие от многих не охладевал к ним, когда что-то не удавалось, не шло сразу и быстро. Возможно, именно в последние годы в Штатах он набрался терпения, которого теперь хватало. Приступал к намеченному с ещё большей тщательностью, чем раньше. Всегда старался доводить начатое до конца.

Дочь Эвелина Вильямовна оценивала перемены в отце несколько по-иному. Видела, что четыре с лишним года тюрьмы не прошли даром. Он явно сдал физически. Чуяла: точит недуг. И не зря всё чаще оставались нетронутыми в мастерской, на некогда любимом чердаке, рубанок с дрелью. Даже после ухода в формальный запас Вильям Генрихович к ним притрагивался нечасто.

Зато пришли совсем новые увлечения. Как-то рассказал домашним: пишет книгу. Нечто вроде детектива, но на собственный лад. Не спешил, не заставлял вслушиваться в каждую написанную главку, а в ответ на просьбы говорил, что повесть нуждается в правке, в редактировании. Да и отлежаться ей надо. Впечатление, будто не совсем знал, о чём он вправе рассказывать читателю. Нельзя, чтобы было очень похоже, методы работы и оперативные эпизоды должны были оставаться за полями, но и «развесистой клюквой» потчевать никого не собирался. Всё те же принятые в его ремесле «рамки дозволенного» смущали, заставляли снова и снова переписывать уже готовое. Ему откровенно не нравились книги о разведке, в чём полковник открыто признавался на встречах с молодыми коллегами по профессии, критикуя и такого признанного в те времена автора, как Кожевников. Из разведчиков творили иконы. Рисовали их «под копирку» – мужественными красавцами, сомнений не знающими. И всегда – безоговорочными победителями, о чём можно было догадаться ещё со второго абзаца. У него вызывали усмешки стрельба, метание ножей и прочих отнюдь не разведывательных атрибутов. Быстрое «раскалывание» чужих шпионов, мгновенная вербовка источников – да ещё и каких ценных! Вильяму Фишеру не суждено было пойти по стопам Вильяма Шекспира, но свой вклад в жанр детектива он внёс. Эвелина рассказывала мне о повести, подписанной «Полковник ***» в журнале «Кругозор». Я же разыскал изданную в библиотечке журнала «Пограничник» книгу «Конец «чёрных рыцарей», хотя меня и уверяли, будто всё кануло в Лету. Ничего подобного! Вот она, книжечка в 4,5 печатного листа, сданная в набор в октябре 1966-го и попавшая на прилавки в 1967 году.

Правда, Фишеру пришлось и здесь маскироваться. Даже проверено – надёжным редакторам «Пограничника» звонили откуда-то оттуда, предлагая не слишком навязываться с вопросами к автору. Пришедший в редакцию высокий, сутуловатый человек являл собой образец скромности во всём – в одежде, в поведении, в отсутствии каких-либо претензий.

Отказался лишь от одного: ему предложили самому «Чёрных рыцарей» и проиллюстрировать. Иван Степанович Лебедев, так он представился, взял время на размышление. Вскоре позвонил и вежливо отказался. Тут, уверен, сыграла роль его обычно железная конспирация: вдруг поймут по стилю рисунков, кто автор. Да и рисовать надо было «закордонную жизнь» – а что, если невольно бы промелькнули знакомые ему типажи? Нет уж, не стоит.

Почему малоразговорчивый автор представился сотруднице «Пограничника» Валентине Яковлевне Голанд, которой поручили с ним поработать, Иваном Степановичем Лебедевым? Лебедева – девичья фамилия любимой жены Эли – Елены, Степановна – её отчество. Иван – ну это просто Иван, а может, взял имя одного из братьев Эли. Получился абсолютно благозвучный псевдоним – не нарочитый, не настораживающий, легко и без всяких задних мыслей принимающийся.

С фамилией героя, советского разведчика-нелегала, тоже всё понятно. Он окрещён Флемингом – в честь Яна Флеминга, английского разведчика и автора «бондиады», в ту пору исключительно популярной в мире и даже к нам вопреки всему через «железный занавес» переправлявшейся. Отыскались и короткие воспоминания редактора «Рыцарей» Валентины Голанд. Она пишет, что, когда пришло время вёрстки, попросила Лебедева Ивана Степановича выступить перед сотрудниками журнала Погранвойск КГБ СССР. Тут и выяснилось: перед облечёнными доверием журналистами – Рудольф Иванович Абель, ас советской разведки. Хотя до разглашений тайн типа – «а по-настоящему это Вильям Генрихович Фишер» – не дошло, но всё же степень определённой откровенности между засекреченным писателем и его слушателями установилась.

О сюжете. Американец по фамилии Флеминг – то ли мелкий коммерсант, то ли изобретатель – он же наш разведчик-нелегал, плывёт на лайнере «Куин Мэри» по каким-то своим туманным делам в Европу, а точнее – в Париж. Чувствуете, переклик с судьбой «писателя» Фишера?

Есть в повести и описание внешности Флеминга: «Он высокий, худой, серые, глубоко посаженные глаза. Большой нос, уши немного торчат, заметный кадык. Почти лысый, седой, лет пятидесяти – пятидесяти пяти». Писатель Лебедев явно «списал» этот портрет с разведчика Фишера.

Вильям Генрихович решил поиграть в собственную биографию? Уже на корабле Флеминг знакомится с немецкой четой Шрёдеров (простите, герр экс-канцлер! – Н.Д.). Немцам он видится руководителем тайной организации «Чёрных рыцарей» и даже соотечественником, потому Шрёдер пытается войти с ним в контакт, насвистывая любимую фашистскую мелодию «Хорст Вессель». Но Флеминг на свист откликается довольно резко, бросая Шрёдеру дважды: «Вы не тот и песня не та!» Он всячески показывает, что не говорит по-немецки, признавая во внутреннем монологе, что этот язык знает очень хорошо.

Заодно на корабле оказывается парочка французских участников Сопротивления, ярых антифашистов Аннет и Пьер, и ещё монахиня Сесилия. Вся эта группа прибывает в Париж, где и начинаются приключения. Иногда – с драками, выстрелами и убийствами. Нет, не удержался Иван Степанович Лебедев от погонь и автогонок в исполнении советского разведчика Вальтера – рискового друга Флеминга, и других «приёмов», против которых суровый Вильям Фишер так восставал, когда они появлялись на страницах книг.

Но что отличает литератора Ивана Лебедева от собратьев? Точное знание темы. Если даётся описание какой-то вещицы, так детальнейшее. Так, прямо в традициях Тургенева выписан бумажник Флеминга, на который в качестве приманки и клюнули нацисты. А уж Париж подаётся в таких тонких и подробнейших описаниях, что сомнений не возникает: автор изучил город вдоль и поперёк. Винные погреба, закоулки проходных дворов, нравы, еда и напитки, кафе с ресторанами, без которых и Франция не Франция. Манера поведения официантов – презрение гарсонов к ими же и обслуживаемым.

Создаётся впечатление, что Лебедев в этой столице мира – свой, обжил её, изучил. И, между прочим, очень прилично говорит по-французски. Навевает мысли: наверняка заезжал. Или жил?..

В конце концов «чёрные рыцари», кто бы сомневался, разгромлены. Их архив захвачен, вывезен и скоро предстанет пред мудрыми очами руководителей Центра. При захвате использовались и методы боевиков, вероятно, знакомые Фишеру ещё по тем временам, когда он до войны трудился на Лубянке вместе с «дядей Яшей» Серебрянским, частенько заскакивавшим со своими друзьями и на чужую территорию, и по 4-му управлению генерала Судоплатова – где он работал в войну.

Не хочу подводить напрашивающейся базы, но работавшие под руководством Марка в Латинской Америке нелегалы тоже были отлично обучены методам активной работы. Надо было бы применить их в случае часа икс – не сомневаюсь, руки бы не дрогнули. Несмотря на усилия Лебедева, некоторые сокровенные особенности работы нелегала всё же проскальзывают, прорываются на страницы – особенно на 76-ю и 77-ю. Как вам эти откровения Флеминга или Фишера? «Флемингу было досадно. Он хотел бы встретиться с Пьером и Аннет и познакомиться с их старым приятелем. Но прекрасно понимал, что ему нельзя будет этого сделать, потому что придётся уехать сразу после операции. С досадой он вспоминал и о других интересных и приятных ему людях, с которыми встречался на короткое время и которых впоследствии больше не видел. Увы! Такова участь разведчика. Чувство обособленности, не позволяющее разведчику сближаться с людьми, тягостно. Чтобы побороть его, он должен уметь жить с самим собой, находить для себя интересные занятия и развлечения».

Однако не дай Господь, чтоб кто-то подумал, будто разведчика на чужбине гложет тоска. Фишер невольно включает обязательный и естественный для себя предохранитель: «Флеминг, спокойный и рассудительный, легко приспосабливался к таким условиям работы. Он всегда с любопытством и вниманием наблюдал за происходящим вокруг и планировал свои действия, предусматривая всевозможные осложнения».

А вот что пишется о боевиках типа Вальтера: «Вальтер был иным человеком. В случае осложнений он полагался на свою находчивость и изворотливость. Нельзя сказать, чтобы Вальтер был опрометчивым. Он тоже составлял план действий, изучал обстановку, но считал, что внезапность и напористость часто приносят более эффективные результаты». Да это ж прямо «курсы молодого разведчика»! Две философии разведки, а литератор Иван Лебедев выступает в роли её теоретика – вот послушайте, что дальше: «И Флеминги, и Вальтеры нужны в разведке. В некоторых случаях спокойная рассудительность одного была лучше горячности другого, и, наоборот, бывали моменты, когда нельзя было терять времени и нужны были немедленные действия». И тут же целая заповедь: «Методы должны подчиняться конкретным обстоятельствам. Когда нужно было действовать быстро и расчётливо, такое сочетание характеров было всегда удачным».

И опять немного разведывательной философии на последней странице. В ней – весь Фишер, не переоценивающий себя и свою работу, но твёрдо знающий, что он и его дела – нужны. Группа «чёрных рыцарей» разгромлена в Европе, и ей уже не возродиться в Латинской Америке. Вывод в последнем абзаце: «Это было рядовым событием в работе разведки. Ещё одна нацистская группа исчезла. Она не была единственной, она не была очень важной, но пока она существовала, была опасной».

Книга разведчика не пропала в ворохе всевозможных детективов. Её заметили сотрудники литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Фамилия «Лебедев» никому ничего не говорила, но сюжет-то был вполне телевизионный, занимательный. По книге можно было сделать инсценировку.

Начались поиски автора. Сотрудники «Пограничника», разумеется, Лебедева просто так «не выдали», но пообещали, что Иван Степанович сам позвонит телевизионщикам. Случилось: позвонил, встретился с редактором, однако от лестного предложения написать телесценарий по собственной повести отказался. Зато без колебаний дал разрешение снимать фильм, поставив лишь одно, зато суровое условие: до того, пока он сам не одобрит сценарий, съёмки не начинать.

Редактор Вячеслав Бровкин приводит на страницах того же «Пограничника» немало подробностей своей встречи с Лебедевым. Мне же приглянулась одна, и всё та же. К нему в комнату зашёл «обычный, неприметный человек с улицы, который, смешавшись с потоком прохожих, никогда и ничем не привлечёт к себе внимания». Одет в простенькое демисезонное пальто, на голове обыкновенная шапка-ушанка. Да, Абель оставался Абелем и в Москве.

Он дал совет создателям телеспектакля ни в коем случае не делать из Флеминга героя, сказав, что «все поступки хорошего профессионального разведчика должны соответствовать обыденным человеческим действиям и поступкам». Иван Степанович Лебедев телевизионщикам понравился, смекнули они даже, что перед ними большой разведчик. Хотя кто-то и заметил: «Большой-то большой. Но ведь не Абель же!»

Фильм с участием ведущих артистов Театра имени Моссовета Эллы Бруновской и Бориса Иванова снимали быстро и с энтузиазмом. Добро на его показ давал не только Иван Степанович Лебедев, но и ещё четверо его коллег. Им особенно понравилась Бруновская, Лебедев даже галантно заметил, что «с такими красивыми женщинами судьба его не сводила».

В сентябре 1968-го полуторачасовой телеспектакль «Конец «Чёрных рыцарей»» показали по Центральному телевидению. Потом поставили в программу ещё раз. И точка. Как пишет Вячеслав Бровкин, «в те далёкие времена большинство работ снимались на отвратительной плёнке советского производства, которая была непригодна для длительного хранения, а стало быть, и для дальнейших показов».

Писатель под грифом «секретно», Литературная газета, 24.11.2010 г.