ЖЕЛЕЗНАЯ ЗОЯ
И. ЕГИЗАРОВА
Известной детской писательнице и легендарной разведчице Зое Воскресенской исполнилось бы в этом году сто лет. О ее судьбе, полной невероятных авантюр и приключений, предательств, трагедий и разочарований, нам рассказывает сын Зои Ивановны Алексей Рыбкин
В мае 1941 года на балу, который давал в Москве посол Германии в СССР Вернер фон Шуленбург, появилась очаровательная женщина в потрясающем платье со шлейфом. "Мадам Ярцева, Всесоюзное общество культурных связей с заграницей", — представили ее послу. Фон Шуленбург тут же потерял голову и пригласил ее на вальс. А через несколько часов таинственная мадам Ярцева докладывала на Лубянке: германское посольство готовится к эвакуации, со стен снимают картины, пакуются чемоданы, очевидно, что немцы в ближайшее время начнут войну…
В жизни Зои Воскресенской, а именно она скрывалась под псевдонимом "мадам Ярцева", уже было и еще будет много подобных эпизодов. А ведь начало ее пути не предвещало столь головокружительной карьеры.
Прекрасная баронесса
Зоя родилась в Тульской губернии, в семье железнодорожника, рано осталась без отца. Уже в 14 лет ей пришлось устраиваться на работу, сначала в библиотеку, потом — в батальон войск ВЧК. А через некоторое время ей дали в руки оружие и сказали, что теперь она — боец частей особого назначения и должна делать мировую революцию. Зоя поняла наказ буквально: собрала узелок и пошла пешком в… Германию — делать революцию. Ее, правда, вернули домой с полпути, но отвага и преданность юного бойца произвели должное впечатление, и вскоре Зою назначили политруком колонии для малолетних правонарушителей…
— Любая другая женщина насмерть испугалась бы этих юных уголовников, а мама вместе с ними курила и в шишки играла, — улыбается Алексей Рыбкин. — Что такое шишки? Это когда слова наоборот произносят. Сколько я ни пытался научиться этой игре — не получалось, а мама до 80 лет шпарила на этом "языке"…
В 1928 году партия командировала Зою Ивановну на Лубянку, где и началась подготовка в профессиональные разведчики. Спецшкол, разведывательных академий в ту пору еще не было, первые заведения появились лишь в 1936 году — а мама тогда уже вовсю работала в Финляндии. Кто ее обучал навыкам разведчика? Старые большевики, имевшие за плечами опыт подполья, революционной деятельности, гражданской войны. Своим "крестным отцом" она называла Ивана Андреевича Чичаева… Вскоре Зоя Ивановна отбыла выполнять свое первое задание в Китай. Работала под прикрытием советского Нефтяного синдиката, а на самом деле заведовала секретно-шифровальным отделом, обеспечивала оперативную связь, участвовала в вербовке белогвардейцев.
— Ей был тогда 21 год и, насколько я понимаю, она уже успела побывать замужем, ведь на руках у нее был маленький сын?
— Да, мой старший брат Володя родился в 1926 году, у нас с ним большая разница в возрасте, его уже нет с нами...
С отцом Володи мама почти сразу рассталась. Она не любила вспоминать ту историю. Знаю только, что со своим первым мужем она познакомилась в Смоленске. Он был комсомольским работником, вероятно, это было такое комсомольско-пионерское увлечение. Когда Зоя Ивановна получила задание ехать в Китай, с ней отправились бабушка и Володя. Тем же составом они впоследствии жили и в Финляндии. Владимир уже был постарше, бегал с ведром — грибы собирал. И смотрел по сторонам, нет ли чужих. Впитывал разведывательные навыки с младых ногтей, и, надо сказать, они ему пригодились: в дальнейшем брат стал выдающимся радиоинженером, служил в космической разведке…
— В вашем доме сохранились какие-то памятные вещицы из той первой китайской командировки?
— Только банка осталась из-под чая, ложечка и туфелька, из тех, что надевали новорожденным китаянкам, чтобы ножки не росли… Мама была совсем не меркантильным человеком, ее не волновали все эти мещанские прелести. Она жила только работой. Результаты китайской командировки были существенны: во-первых, мама познакомилась со многими видными разведчиками — Мордвиным, Зарубиным, и это положило начало большой дружбе, длившейся всю жизнь. Во-вторых, после Китая профессиональный статус Зои Ивановны вырос — ее посылали теперь работать исключительно в Европу.
— Правда, что перед европейскими командировками Зою Ивановну отправили набираться соответствующего шарма в Прибалтику?
— Да, это была так называемая акклиматизация, которая проходила сначала в Риге, потом в Вене и Берлине. Мама изучала языки: немецкий, шведский, финский, английский. Набиралась европейских манер…
— И "разжилась" титулом баронессы. Почему никто из иностранных разведчиков не навел справок — откуда этот титул, из какого дворянского рода эта красивая мадам?
— Видимо, Зоя Ивановна так чисто и профессионально работала, что ее действия не вызывали никаких вопросов. Много лет спустя к маме приезжал журналист — швед по национальности, живший в Финляндии. Он мечтал издать книжку о Воскресенской в стране, где она работала наиболее активно. Он показал маме интересные документы — данные наружного наблюдения тех лет. Согласно им, "мадам Ярцева" не вызывала никаких подозрений у финских спецслужб.
Кстати, та книга так и не была издана. Помимо всего прочего шведа интересовало много специфических вопросов о том, какой ценой советские женщины-разведчики добывали информацию. Естественно, мама не стала рассказывать пикантных историй, на которые он так рассчитывал.
Любовь и сестра ее — разлука
— Алексей Борисович, вы сами затронули щепетильную тему "маттахаризмы". Зое Ивановне приходилось выполнять задания Центра по очаровыванию ценных источников информации?
— Однажды Зоя Ивановна получила задание стать любовницей прогермански настроенного швейцарского генерала, который служил в Генштабе. С его помощью нужно было выведать намерения Германии в отношении Швейцарии и Франции. Мама ответила руководству: "Задание выполнять не буду, станете настаивать — застрелюсь"…
— И ей простили непокорность?
— Она бы действительно застрелилась — все знали ее железный характер, поэтому, видимо, решили ценного сотрудника поберечь — задание отменили.
— Скажите честно, если бы Зоя Ивановна была некрасива — она смогла бы добиться такой карьеры в разведке?
— Думаю, да. Она была человеком исключительной воли и целеустремленности. Хотя понимаю, к чему вы клоните. Зое Ивановне, наверное, просто повезло. Ей не приходилось эксплуатировать собственную внешность, потому что, во-первых, ей это было не по нутру. Во-вторых, она довольно скоро стала начальником отдела и приказы отдавала уже сама. И в-третьих, в 1936 году она вышла замуж за моего отца Бориса Рыбкина.
— Это был брак по служебной необходимости?
— Что вы! Это был брак по большой любви. Правда, поначалу они друг другу жутко не понравились. Отец работал советником посольства, мама числилась пресс-атташе. На самом деле отец был резидентом в Финляндии, а маму назначили ему в заместители. Она — женщина властная, а тут пришлось подчиняться человеку тоже довольно жесткому. Мама послала в Центр рапорт: не могу сработаться с шефом, просьба меня отозвать. Ей ответили: повремените, вникните в дело, присмотритесь друг к другу… Вот они и присмотрелись. Через полгода Центр шифровкой благословил Рыбкина и Воскресенскую на брак.
— Чем ваши родители занимались в Финляндии?
— В их разработке были белогвардейцы, члены ОУН — организации украинских националистов. У них был агент, внедренный в эту организацию. Он все время голодный ходил — оуновцы ему всего 20 марок давали на жизнь. Так родители его подкармливали, а потом мама у него крошки из карманов выбирала, чтобы никто не заподозрил, что он где-то ел.
Позднее отец по личному заданию Сталина вел переговоры с финнами. К сожалению, закончились они не так, как планировал Сталин, и СССР не удалось избежать войны с Финляндией.
— Апофеозом карьеры ваших родителей была командировка в Швецию, не так ли?
— Да, там они наблюдали за германским военным транзитом, создавали агентурные группы, занимались антифашистской пропагандой, помогали советскому послу Александре Коллонтай проводить секретные переговоры о невтягивании Швеции в войну. Мама также сотрудничала со знаменитой "Красной капеллой". Неоспоримо, что во многом благодаря их работе Швеция до конца войны осталась нейтральной, а Финляндия в 1944 году вышла из гитлеровской коалиции.
— Тем не менее, судьба вашего отца оказалась весьма трагичной: по официальной версии он погиб в автокатастрофе, но, по слухам, во время похорон Зоя Ивановна разглядела на его теле пулевое ранение. Вам известна правда о его смерти?
— В 1947 году родители отправились в первый свой послевоенный отпуск в Карловы Вары. Неожиданно отца срочно отозвали в Прагу, он уехал. Больше они с мамой не виделись. Что произошло? Можно только гадать. Незадолго до отпуска отец написал маме письмо: "В Европе я встретил одного старого приятеля, от которого можно ждать неприятностей"… Когда стали распутывать эту ниточку, возникло такое подозрение: в 1945 году на Ялтинской конференции отец обеспечивал связь между спецслужбами СССР, Англии и Америки. В составе американской делегации отец вдруг опознал человека, который имел русские корни и был сыном известного террориста. Отец доложил об этом, человека отстранили от присутствия на конференции — ведь речь шла о безопасности Сталина, Черчилля и Рузвельта! Отца за бдительность наградили, но когда он погиб в Праге, многие связали эту смерть именно с тем человеком.
Спустя годы выяснилась еще одна странная деталь о смерти отца. Мой старший брат Владимир как-то поехал в командировку в Крым. А надо сказать, что папа его усыновил, дал свою фамилию и отчество. В Крыму брата обслуживал водитель, который тут же отреагировал на фамилию "Рыбкин": "В 1947 году я был в командировке в Праге, — рассказал он, — там как раз наш офицер по фамилии Рыбкин погиб. Машина в кювете лежала, из нее вытащили два тела, в морг увезли. А в морге напарник вашего отца — майор Волков вдруг ожил, в сознание пришел…"
Этот Волков потом к Зое Ивановне в кабинет приходил, она, как увидела его, рухнула в обморок. Но и тогда мы не узнали всей правды.
— И мама не разочаровалась в той организации, которой она отдала столько лет жизни и которая даже ей не позволила узнать правду?
— Нет. Сегодня нам трудно представить себе людей той закваски. Они не задавались вопросами, отбрасывали все личное, верой и правдой служили государству, ничего не требуя взамен. Без преувеличений говорю: от их усилий зависел мир на земле. Это были уникальные люди, которые мыслили иными категориями, порой забывая о том, что они — просто люди.
— А может, мама все-таки недостаточно любила вашего отца?
— Да ну что вы! После его смерти она продолжала писать ему письма! Очень тосковала… Нет, это была любовь, какую сейчас и не встретишь… Я отца практически не помню. Мне три года было, когда он погиб. Естественно, на похороны меня не взяли, я ни о чем даже не догадывался. Отец умер накануне моего дня рождения. Помню, как к нам в дом приехали его товарищи и привезли целый чемодан игрушек — папа их в Праге для меня покупал, готовился ко дню рождения… Мне тогда сказали, что папа задерживается в командировке. Я потом долго сидел на подоконнике, всматривался в каждую подъезжавшую машину — все ждал, когда же он приедет…
— Вы когда-нибудь видели маму плачущей?
— Один только раз. Мы с женой были в поездке в Париже и купили маме духи "Нюи де Пари", которые ей всегда дарил папа. Она, как увидела заветный флакончик — расплакалась. А ведь не плакала ни на похоронах мужа, ни сына Володи. Железная была женщина! Правда, и свою бабушку я только однажды видел плачущей — когда умер Сталин. Она — атеистка — в тот момент почему-то крестилась, плакала и приговаривала: "Что же теперь будет? Отец народов умер".
Жизнь после разведки
— Алексей Борисович, а в каком возрасте вы узнали, что ваши родители — разведчики?
— Для меня с раннего детства это не было секретом. Мы жили на улице Горького в ведомственном доме. Вся соседская ребятня — дети чекистов. Больше чем половина детей в нашем классе были из одного дома. Мы ездили вместе в пионерлагеря и, конечно, шел "обмен информацией". И кроме того, мама была очень дружна с семейством Павла Судоплатова (руководитель внешней контрразведки. — Прим. ред.). Когда погиб мой отец, Павел Анатольевич сказал: "Отныне Алексей — мой сын". И с 1947 по 1953 год мы жили одной семьей — на даче. У мамы был мужской характер. Она умела быть верным товарищем и дружила с Павлом Анатольевичем до последнего вздоха.
— После смерти Сталина начались репрессии над старыми разведчиками. Как мама пережила арест Судоплатова?
— В 1953 году мама находилась в Германии: по заданию Берии она зондировала почву о возможном объединении Германии. И тут умирает Сталин, Берию арестовывают! Мама едва успела выкарабкаться из Германии — ее увез маршал Гречко, который был командующим оккупационными войсками. Не успела мама прийти в себя от этих передряг, как новый стресс: арестовывают Судоплатова! Почему-то именно в этот момент маме и предложили стать руководящим партийным работником. Она ответила: пока не решится судьба Судоплатова, в партком избираться не имеет права. Мама считала Павла Анатольевича — да и не только она! — кристально честным работником, талантливым руководителем, чудесным человеком. Когда ему дали срок, мама с группой старых товарищей — партизан, подпольщиков — стала писать письма на съезды партии, в Генеральную прокуратуру. Но… поддержка "врага народа" каралась строго. Вскоре мама была уволена с должности начальника отдела. Ее отправили работать в Воркуту начальником спецотдела лагеря. По сути это была ссылка. Впрочем, с ней поступили еще гуманно: Зое Ивановне не хватало нескольких лет до пенсии — ей дали возможность доработать. А ведь могли уволить, оставив без пенсии, да еще с волчьим билетом — чтобы не везде на работу брали!
— Как же Зоя Ивановна жила, выйдя на пенсию?
— В 1955-м вышла в отставку. Помаявшись, решила заняться переводами. Тяжелая была работа, но она справлялась. А потом бабушка ей сказала: "Зоя, ты же такие красивые письма из командировок писала, у тебя хороший слог, вы с Борисом в Швеции, Финляндии столько материалов о Ленине насобирали... Почему бы тебе не начать писать книги?"
Зоя Ивановна написала сначала маленький рассказик, понесла его в "Детгиз". Там его приняли. И начался в ее жизни новый этап — литературный. Она и здесь бралась за дело со свойственной ей одержимостью. Кроме того, как старый коммунист, она жить не могла без партийных нагрузок. Стала читать лекции по международному положению.
И если сначала слушать ее приходили десять человек, то потом зал был забит битком. Мама читала вместо положенных 45 минут три часа!
— Ну а время на личную жизнь оставалось? Она готовила вам обеды, воспитывала?
— В быту она была обычной мамой: иногда нежничала, иногда и подзатыльник могла дать. Обеды готовила в основном бабушка, и вкус этих котлет, сухариков с орехами и пирожков у меня до сих пор во рту. Мама старалась повторять за бабушкой, но у нее получалось не так вкусно. А личная жизнь… Она была женщиной! Любила красиво одеться. За ней постоянно увивались ухажеры, но замуж после отца она так и не вышла. Помню, однажды она вроде уже была близка к этому шагу, но ее ухажер вдруг заявил: "Вот поженимся, Алешку в Суворовское училище отправим…" Больше я этого человека не видел.
— Детские книжки Зои Воскресенской расходились тысячными тиражами. Но почему она так и не написала полноценных мемуаров о своей удивительной жизни?
— Когда все генералы, полковники вдруг стали писать свои воспоминания, причем издавая их за рубежом — чтобы отхватить куш, я спросил маму: "Ну а ты чего молчишь? Ты же у истоков таких операций стояла, таких людей знала! Что ты все о Ленине да о Дзержинском заладила писать?!" Ответ был такой: "Я давала подписку о неразглашении". Она написала тонюсенькую книжку о себе "Теперь я могу сказать правду" — так я чуть ли не каждую страницу ездил согласовывать в КГБ.
Когда мама умерла, ко мне тотчас приехали сотрудники органов — изымать ее архивы, все думали, не оставила ли она чего сверхсекретного. Я тогда им сразу сказал: "Можете даже не проверять, мама была великий профессионал, все секреты она унесла с собой".
— По книге Зои Ивановны был снят "программный" фильм о Ленине "Сердце матери". Работа в кино ее увлекла?
— Очень! Режиссер Марк Донской был человеком с норовом, но и у мамы характер еще тот! Они ругались страшно, но результатами оба остались довольны.
— Скажите, мама на старости лет не жаловалась, что, несмотря на все достижения в разведке, она так и осталась полковником?
— В то время женщине нереально было подняться выше. Ее дважды представляли к ордену Ленина, и дважды Берия вычеркивал ее из списков — тоже, наверное, считал, что для женщины это "чересчур". А мама даже не реагировала на это. Она была невероятно скромным человеком. У нас была дача в Переделкине (которую, кстати, отобрали после смерти мамы), а тут от Литфонда поступило предложение купить участок на Истре. Я, конечно, загорелся, а мама тут же меня отрезвила: "У советского человека не может быть двух дач!" Также решительно она пресекала мои робкие просьбы поменять машину. У нас были "жигули", а мечтал я, конечно, о "волге". Мама однажды решила положить моим мечтам конец: "Мне никаких "волг" не надо, я на такси езжу". — "А мне надо", — попробовал поспорить я. — "А ты кто такой?", — поинтересовалась мама. — "Твой сын". — "Вот именно. По Сеньке и шапка".
— Были ли у этой сильной женщины хоть какие-то маленькие слабости?
— Не замечал. Выпить она могла разве только 30 граммов коньяка. Правда, курила по три пачки в день. Но когда она легла на операцию, врачи сказали: "Будете все время лежать!" Она возмутилась: "Как же я лежа курить буду?" — "А вы бросайте", — ответили ей. И что вы думаете? Эта железная женщина, которая курила 30 лет подряд, бросила! И больше к сигаретам не прикасалась. Лично я так не могу.
— Зоя Ивановна ведь застала начало перестройки. Как она переживала время, когда рушилась страна, чьим интересам она посвятила всю жизнь? Как переживала всю эту вакханалию, когда глава КГБ Бакатин сдавал информацию о наших подслушивающих устройствах американцам?
— Мне кажется, все, что происходило тогда, усугубило болезнь Зои Ивановны. Поначалу она еще кипятилась, спорила, доказывала, например, своей домработнице-демократке, что Ельцин страну до добра не доведет. А потом просто сломалась. Был такой момент, мама уже не вставала с постели. И тут в прессе стали раздувать миф о Троцком. Что он-де — настоящий революционер, и было бы хорошо его реабилитировать. Мама тогда мне сказала: "Если его реабилитируют, я покончу с собой. Мы всю жизнь сражались против Троцкого, внедрялись в его организации, разрабатывали план по его ликвидации, потому что он был непримиримым врагом нашей родины, а теперь он, оказывается, герой?!" Мама была человеком высоких принципов: жить в беспринципное время в беспринципной стране она уже не смогла.
