Прозрачные стены Джорджа Блейка

Игорь ЕЛКОВ.

"Молодая гвардия" выпустила новую книгу легендарного разведчика

КНИГА "Прозрачные стены" вышла из-под пера живой легенды нашей разведки. Джордж Блейк — бывший офицер британской Сикрет интеллидженс сервис, ныне почетный профессор Академии внешней разведки Российской Федерации. За шпионаж в пользу СССР в Великобритании был приговорен к 42 годам тюрьмы. После четырех лет заключения бежал, перебрался через Берлин в Москву, где живет до сих пор. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени, ему присвоено звание полковника внешней разведки.

"Прозрачные стены" — его вторая книга. Ранее он написал воспоминания "Другого выбора нет". Новый труд — это одновременно серьезный и обстоятельный рассказ об участии автора в антифашистском Сопротивлении, о службе в Королевском военно-морском флоте, про войну в Корее и плен, годы нелегального сотрудничества с советской разведкой, арест и фантастический побег из тюрьмы. И в то же время книга читается как захватывающий детектив.

Мы связались с генеральным директором "Молодой гвардии" Валентином Юркиным.

Российская газета.Валентин Федорович, почему именно Блейк?

Валентин Юркин.

"Молодая гвардия" постоянно ведет эту линию — рассказ о разведчиках. Среди великих фигур разведки можно вспомнить Иосифа Григулевича, Александра Короткова и Геворка Вартаняна, делавшего поистине фантастические вещи в разведке. У нас в "Молодой гвардии" была встреча с Грэмом Грином, крупнейшим писателем и разведчиком. Это особые люди: особого склада, особых заслуг. Потому мы с большим удовольствием работали с Джорджем Блейком. При личном общении это еще и поразительно обаятельный человек, удивительно расположенный к людям. Можно даже сказать, что он разрушает стереотип сурового образа разведчика или контрразведчика.

РГ Судя по рекламе, бестселлерами сегодня становятся книги несколько иного жанра. На ваш взгляд, серьезные книги о разведчиках и о разведке не выходят из моды?

Юркин Мы убеждены, что всякого рода околоиздательская пена рано или поздно спадет. Нужна честная книга, исторически безупречная, построенная на фактическом материале. В данном случае мы не развлекаем читателя, а, если угодно, делаем некую инъекцию чувства патриотизма. Ведь большинство людей, работавших на СССР, работали из идейных соображений.

Что же до моды, то лично я не признаю моды в книгоиздании. Когда читаешь воспоминания Блейка, поражает, насколько много у человека должно быть силы, убеждений, и какой должен быть талант, чтобы в суперстрессовых условиях выполнять свой долг.

Повторюсь, что пена сойдет и добротная книга займет почетное место на книжных полках россиян.

Джордж Блейк о превратностях судьбы

Агент Микки — а на самом деле Хорст Эйтнер — был женат на молодой красивой женщине, проведшей пять лет в сибирском лагере. Советские власти в Восточной Германии приговорили ее к 25 годам заключения за шпионаж в пользу американской разведки, а потом она была амнистирована. Я работал с ним уже около года, когда русский связной предупредил меня, что Микки и его жена перевербованы ГРУ — советской военной разведкой.

У Микки и его жены вошло в привычку отмечать в одном из берлинских ресторанов каждую годовщину ее освобождения в компании подруги, сидевшей в том же лагере и выпущенной с ней в один день. Как и обычно, это была очень веселая вечеринка, и они выпили больше, чем следовало. Микки вздумалось ухаживать за подругой, что, естественно, жене не понравилось. Она выразила свое недовольство и велела ему прекратить. Он проигнорировал ее просьбу и продолжил флирт. В конце концов доведенная до бешенства жена Микки пригрозила пойти в полицию и рассказать, что он — советский шпион. Микки не принял угрозу всерьез и ответил, чтобы она поступала, как хочет. Не сказав ни слова, его жена встала и пошла прямо в ближайший полицейский участок. Там сначала подумали, что она слишком много выпила, и отказались ей верить. Тогда в доказательство правдивости своих слов она пригласила их домой, где и показала два потайных микрофона, установленных советской разведкой после моего отъезда. Микки был арестован в тот же вечер, его жена — на следующий день.

...О провале

Произошло следующее. Пока я работал в Берлине и курировал Микки, русским не было нужды подслушивать, о чем мы с ним говорим. Но когда я уехал, а его отдали под начало другого офицера Интеллидженс сервис, они заинтересовались моим преемником и попросили Микки разрешить им установить в его квартире микрофоны для прослушивания его бесед с "наставником". Микки согласился, и в квартире было спрятано два микрофона. Довольно подробно ознакомив меня с этой историей, Шерголд (британский контрразведчик. — Прим. ред.) поинтересовался, почему, по моему мнению, Советы решили установить микрофоны только после того, как я уехал и меня сменил другой сотрудник. Я ответил, что не имею представления. Из последующих вопросов мне стало ясно, что в польской разведке, причем на достаточно высоком уровне, у них был свой осведомитель, который бежал в 1959 году в Америку и сообщил ЦРУ, что у русских есть два очень опасных шпиона в Англии: один в Интеллидженс сервис, а другой где-то в военно-морском флоте. Это заявление в итоге привело к аресту сначала советского нелегала Лонсдейла и его группы, а через несколько месяцев и моему.

Сегодня я могу с уверенностью сказать: тот вечер и два следующих дня были самым тяжелым временем в моей жизни. Зная, что надо мной нависла серьезная опасность и, что бы ни случилось, жизнь никого из нас уже не будет прежней, мне приходилось вести себя с матерью так, как будто все в порядке.

Короче говоря, весь следующий день мои обвинители продолжали обвинять меня в том, что я — советский агент, приводя понемногу все новые доказательства, а я продолжал упрямо отрицать это. Когда мы вновь встретились после ленча, допрашивающие изменили направление беседы. Вспоминая об этом, я не считаю, что это с их стороны было просто хитрой уловкой. Как мне кажется, они сами искренне верили, что все произошло именно так, как им казалось, и именно это придавало их словам особый вес. Если это было так, должен признать: они нащупали верный психологический ход. Сказали же мне следующее: "Мы знаем, что вы работали на Советы, и мы понимаем почему. Пока вы были в корейском плену, вас пытали и заставили признаться, что вы — сотрудник британской разведки. С тех пор вас шантажировали, и, не имея выбора, вы сотрудничали с ними". Когда они представили дело подобным образом, случилось нечто такое, что большинству людей может показаться противоречащим элементарному здравому смыслу и инстинкту самосохранения. Я бы назвал это внутренней реакцией. Внезапно я почувствовал, как во мне вскипает возмущение, мне захотелось объяснить им, что я действовал по убеждению, веря в коммунизм, а не из-за пыток или денег. Это чувство было столь сильно, что я выпалил: "Нет, никто меня не пытал! Нет, никто меня не шантажировал! Я сам, по собственному решению пришел к русским и предложил им свои услуги!" Эта внутренняя реакция была лишь вспышкой, но оказалась полным признанием. Сознавшись перед допрашивающими — уверен, столь же неожиданно для них, как и для себя, — что являюсь советским агентом, я стал объяснять подлинные причины, толкнувшие меня на это. Пораженные, они молча слушали меня, но их уважительное отношение ко мне не изменилось, и они не задали ни одного вопроса, ни тогда, ни после, относительно того, действовал ли я по каким-либо иным мотивам кроме идеологических.