"ЛЕСНОЙ" ЧЕЛОВЕК

Владимир СЕМИРЯГА. 

Шутники говорят, что работа в разведке — это способ удовлетворять свое личное любопытство за счет возможностей государства. Однако у российского общества, в свою очередь, есть законный интерес к тому, чем, собственно, занимается его разведывательная служба со штаб-квартирой в Ясеневе ("в лесу"). И в этом отношении пресс-бюро СВР является той дверью, через которую идет централизованное общение. О том, как это происходит, рассказывает руководитель пресс-бюро СВР полковник Лабусов Борис Николаевич. 

 — Борис Николаевич, расскажите, когда в Службе внешней разведки появилось пресс-бюро и в чем была необходимость его создания? 

 — Служба внешней разведки возникла в конце 1991 года на базе 1-го Главного управления КГБ, когда внешняя разведка стала самостоятельным органом. Точнее, вначале была создана Центральная служба разведки. Однако вскоре она была переименована в СВР. Пресс-бюро создавалось по инициативе нашего первого директора, академика РАН Евгения Максимовича Примакова. Как маститый журналист он прекрасно понимал важность работы по установлению связей с общественностью и прессой такой ранее закрытой структуры, как СВР. Не секрет, что чем структура закрытее, тем больше вокруг нее всяких небылиц и домыслов. Поэтому необходимость создания пресс-службы была очевидной. Кстати, здесь мы не были пионерами. До нас еще в 1990 году был создан Центр общественных связей КГБ. В то время раздавались многочисленные и порой справедливые упреки в адрес спецслужб. Нас обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах. Во всем, что делалось плохое, винили органы госбезопасности. В этой связи нашей главной задачей было показать настоящее место СВР в государственной структуре, ее цели и задачи, конечно, в допустимых пределах, развеять все то наносное, что долгие годы роилось вокруг нашей службы, и удовлетворить нормальный интерес общества к ней. 

Кроме того, создание пресс-бюро вписывалось в рамки той реорганизации, которая осуществлялась в то время. Появились новые направления. Например, было создано подразделение, которое занималось проблемами несанкционированного распространения оружия массового уничтожения, активно развивалось такое направление, как развитие партнерских связей. Надо сказать, что почти у всех спецслужб существуют так называемые поля совпадения — это борьба с терроризмом, наркотрафиком, оргпреступностью. В то же время мы отказались от некоторых направлений, на 30% сократилась численность сотрудников аппарата службы и резидентур. Из каких-то стран мы ушли, то есть принцип тотальности внешней разведки перестал быть определяющим. 

 — Как складывались отношения с прессой, оправдались ли ваши и ее ожидания от взаимного сотрудничества? 

 — Внимание к нашей службе было огромным. Все, что мы говорили, вызывало неподдельный интерес. Была масса вопросов. Но пресса не была бы прессой, если бы не требовала "жареных" фактов. Однако с первых дней нашего существования мы руководствовались принципом "не навреди!". Являясь подразделением службы, мы в первую очередь должны были обеспечивать ее интересы. Это выражалось в том, что информация становилась достоянием общественности лишь в том случае, если ее обнародование не наносило ущерба оперативным интересам службы. Еще лучше, если эта информация способствовала укреплению ее положительного образа. 

Надо сказать, что работать в те годы нам приходилось в обстановке не очень дружелюбного отношения как со стороны иностранных, так и со стороны, как этот ни странно звучит, российских журналистов. Причем и те и другие действовали достаточно нахраписто и энергично. Они нам открыто заявляли, что, мол, вы служба новая и можете рассказать нам все, что было до вас. Надо отдать должное Евгению Максимовичу, который провозгласил, что мы являемся правопреемником 1-го Главного управления и будем хранить все его традиции. Но если недружелюбие иностранных журналистов еще можно было как-то понять, то позицию некоторых российских журналистов, полагавших, что все спецслужбы хороши, кроме нашей, я не понимал, не понимаю и принять не могу. Должен отметить, что тогда нам все же легче работалось с иностранными журналистами, нежели с российскими. Они уже контактировали со своими спецслужбами, имели определенный опыт и лучше российских журналистов понимали, что можно спросить, а что — нет. 

Если раньше вообще не было никакой информации о внешней разведке, то теперь пошла правдивая информация, которая вполне удовлетворяла общественный интерес. Причем мы не просто подавали тот или иной информационный блок, но старались разъяснить, почему не можем сказать больше. В отличие от других спецслужб, которые после завершения операции могут о ней поведать общественности, мы в силу специфики так поступать не можем. В разведке это недопустимо. У нас операции и оперативные разработки могут тянуться годами, а то и десятилетиями. Кроме того, у людей, которые нам помогали и помогают, даже если их самих нет в живых, остались родственники, дети, внуки, которые продолжают жить в той стране. Подставлять их или создавать им трудности мы просто не имеем права. Тем не менее нами рассекречено достаточно много материалов. Все они вошли в издание "История внешней разведки". Уже вышло пять томов, готовится шестой. 

 — Если ветеран внешней разведки самостоятельно написал мемуары, вы их смотрите, он с вами согласовывает книгу? 

 — Мы всегда призывали и призываем наших ветеранов согласовывать с нами все контакты с СМИ, свои действия по написанию мемуаров. Правда, не все делали это, но сейчас у меня такое ощущение, что проблема наших взаимоотношений вошла в цивилизованное русло. Ведь во всем мире существует подобная практика. Помимо того, что авторы таких воспоминаний, сами того не желая, могут нанести ущерб оперативным интересам службы, они могут нанести ущерб и политическим интересам страны. Мы даже предлагаем нашим ветеранам: если вы не можете не писать, пишите методические пособия для нашей академии. Чем плохо? 

 — Гонорары не те… 

 — Разница в гонорарах действительно есть, но я бы не сказал, что наши российские издательства платят слишком уж большие деньги за мемуары. Другое дело, когда речь идет об издании такой книги за рубежом. Но к этому у нас относятся неодобрительно. 

 — В последнее время на экраны страны вышло несколько фильмов о сотрудниках внешней разведки, например "Звездочет" и "Родина ждет". Ваше мнение о них? 

 — С документальным кино ситуация несколько лучше. Было создано более сотни фильмов, в том числе и при нашем участии. Что касается фильмов художественных, то, на мой взгляд, наиболее удачным был, хотя там тоже много сказок, сериал "Родина ждет". Я считаю, что это достаточно сбалансированный фильм, с реальным сюжетом. В "Звездочете" сюжет надуманный. Надумана сама фабула фильма — противостояние нашей службы и ФСБ. В действительности этого нет. Быть может, на уровне оперативных работников и возникает какое-то недопонимание, но это скорее исключение, чем правило. 

 — А как подбираются кадры? 

 — Сейчас одной из самых высокооплачиваемых и востребованных профессий является профессия кризисного управляющего. Если сравнивать критерии, которые присущи кризисному управляющему и разведчику, то они мало чем отличаются: умение действовать в команде и индивидуально, умение подчиняться и руководить коллективом, умение действовать в условиях стресса и дефицита времени, умение принимать правильное решение в таких условиях. Нужно быть психологически устойчивым, уметь держать язык за зубами и одновременно быть интересным собеседником. Плюс, конечно, хорошее здоровье и знание языков. Вот те критерии, по которым к нам отбираются сотрудники. 

 — Используется ли в СВР полиграф? 

 — Да, используется, и мы этого не скрываем. При работе с кандидатами одним из условий зачисления является их согласие пройти процедуру полиграфа. Конечно, пропускаем через полиграф не всех, но отказ означает прекращение дальнейшей работы с ним. Если человек отказывается, значит, ему есть что скрывать. 

 — Как сейчас общество относится к профессии разведчика, востребованы ли они? 

 — В начале 90-х годов мы испытывали дефицит кадров. Многие сотрудники уходили. Но я никогда не соглашусь с тезисом, что уходили лучшие — уходили растерявшиеся. Уходили те, для кого приход в разведку означал резкое повышение материального состояния и возможность выезда за границу. Люди гуманитарных профессий к нам шли неохотно: низкая зарплата, воинская дисциплина, определенные ограничения. С другой стороны, к нам пришли те, кто действительно хотел служить Родине. У меня есть друзья — специалисты, знающие редкие языки, им неоднократно делались весьма заманчивые предложения с хорошими окладами на гражданке, но они не согласились и остались. 

Мы переживали со всей страной то нелегкое время. Но кстати — маленький штрих. За все 14 лет существования СВР благодаря нашим руководителям, в отличие от других силовых ведомств и правоохранительных органов, у нас ни разу ни на один день не было задержки выдачи денежного довольствия. Что касается востребованности, то в начале 90-х мы ощущали ее недостаточно. Однако после ряда примеров, о которых я не могу говорить, первые лица государства поняли, насколько важно существование такой структуры, как СВР. Когда президенту на стол перед некоей важной встречей кладется материал, подготовленный разведкой, а потом выясняется, что это фактически был готовый сценарий переговоров, то вы сами понимаете, какое после этого к нам отношение. Поэтому востребованность разведки была восполнена быстро. 

Я хорошо помню высказывание тогдашнего министра финансов Александра Лифшица в отношении разведчиков: "Мне их жалко: когда они своей аналитической информацией попадают в точку, о них обычно никто не вспоминает, но стоит им хоть раз ошибиться, как на них спускают всех собак". Кстати, Лифшиц знал, о чем говорил. От Минфина было много запросов, и министр имел возможность лично убедиться в том, что здесь его не обманут. 

 — Принимает ли СВР коммерческие заказы? 

 — Нет, мы работает только на госструктуры. На частный бизнес, какая бы крупная компания ни была, мы не работаем. Однако это не означает, что частная корпорация, если она действует на международном рынке в интересах страны, не может воспользоваться нашей информацией. Но информация к этой корпорации поступает уже не по нашим каналам. 

 — Можно ли установить источник информации в подготовленном разведкой материале или документе? 

 — Сегодня мы более тщательно зашифровываем источники нашей информации. Установить их по характеру той информации, которую мы подаем руководству страны, невозможно. 

 — С информацией какого рода работают в "лесу"? 

 — СВР — это в первую очередь внешнеполитическая разведка. Мы работаем на политическом, экономическом, научно-техническом направлениях. Главное разведуправление Генштаба работает на военно-стратегическом направлении. Но это отнюдь не означает, что если к нам в руки попадает информация военного характера, то мы ее отбрасываем. Мы передаем ее по назначению. У нас существует здоровый соревновательный дух. Бытует, правда, мнение, что между двумя разведслужбами существует конкурентная борьба, соперничество за то, кто раньше и быстрее доложит наверх. Я с этим категорически не согласен. Повторюсь — все зависит от конкретных людей. В дела друг друга мы не лезем, но если можно оказать помощь, то почему бы и нет? 

 — Какими принципами руководствуется разведка, выступая с комментариями или, наоборот, не комментируя то или иное событие разведывательного характера? 

 — Я уже говорил, что наш главный принцип: "Не навреди оперативным интересам своей службы". Когда происходят те или иные шпионские скандалы и следуют обвинения в адрес российских граждан за рубежом в том, что они занимались деятельностью, не совместимой с их статусом, мы от комментариев воздерживаемся. Независимо от того, наш это человек или нет. Если последуют комментарии по одному человеку и не будет разъяснений по другому, то нетрудно сделать вывод, кто же из них действительно принадлежит к нашей разведке. То же касается и дипломатов. Мы не комментируем их принадлежность или непринадлежность к нашей службе. Причем это практика всех зарубежных спецслужб. Но с другой стороны, мы можем дать комментарий о политической подоплеке того или иного шпионского скандала. Например, не является секретом, что всякого рода разоблачения и доклады об усилении российского присутствия в той или иной стране часто появляются перед утверждением бюджета на будущий год либо в ходе предвыборных кампаний. Как это было в странах Восточной Европы в 90-е годы. 

 — В декабре Службе внешней разведки исполняется 85 лет. Как разведчики собираются отметить эту дату? 

 — По-разному, кто в "поле", кто на рабочих местах в Центре. Но я уверен в одном: в этот день все разведчики — и ветераны, и действующие сотрудники — найдут возможность поднять бокалы за свою Службу и за то корпоративное братство, которое царит в нашей Службе.