СЫН ПРОТИВ ОТЦА

Владимир АНТОНОВ. 

В течение шести лет работа балканского филиала белогвардейского Русского общевоинского союза находилась под контролем чекистов 

В Положении о закордонном отделении Иностранного отдела ГПУ, утвержденном 28 июня 1922 года, указывались следующие первоочередные задачи советской внешней разведки в порядке их приоритетности: 
- выявление на территории иностранных государств контрреволюционных организаций, ведущих подрывную деятельность против нашей страны; 
- установление за рубежом правительственных и частных организаций, занимающихся военным, политическим и экономическим шпионажем; 
- освещение политической линии каждого государства и его правительства по основным вопросам международной политики, выявление их намерений в отношении России, получение сведений об их экономическом положении; 
- добывание документальных материалов по всем направлениям работы, в том числе таких материалов, которые могли бы быть использованы для компрометации как лидеров контрреволюционных групп, так и целых организаций; 
- контрразведывательное обеспечение советских учреждений и граждан за границей. 

ГЛАВНЫЙ ПРОТИВНИК

Как видно из этого документа, прежде всего сотрудников ИНО ориентировали на работу против белой эмиграции. Самой активной и агрессивной ее организацией в то время являлся Русский общевоинский союз, созданный генералом Петром Врангелем. Штаб-квартира РОВС находилась в Париже, а филиалы располагались в ряде европейских городов. Он объединял в своих рядах около 100 тыс. офицеров, разгромленных в ходе Гражданской войны в России белогвардейских армий. Структуры Русского общевоинского союза занимались подготовкой боевых групп для заброски на советскую территорию. Там они должны были совершать террористические и диверсионные акты, толкать население на вооруженные выступления. Члены РОВС активно налаживали связи с контрреволюционным подпольем в России, чтобы получить возможность для свержения власти большевиков. 

После смерти Врангеля в 1928 году пост руководителя РОВС занял один из его заместителей генерал Александр Кутепов. В разработанной им секретной инструкции для боевиков подчеркивалось: "План общей работы представляется в следующем виде - террор против... советских чиновников, а также тех, кто ведет работу по развалу эмиграции". 

Публицист и историк Вычужанин по этому поводу пишет: "В конце 1929 года генералом Кутеповым было решено активизировать диверсионно-террористическую работу против СССР. Стали готовиться группы офицеров-боевиков, в планы которых входило привлечение к работе абсолютно проверенного бактериолога с целью оборудования своей лаборатории для разведения культур инфекционных болезней (чума, холера, тиф, сибирская язва). Культуры бацилл на территорию СССР предполагалось доставлять в упаковках от духов, одеколона, эссенций, ликеров и др. 

Целями терактов должны были служить все областные комитеты ВКП(б), губернские комитеты ВКП(б), партийные школы, войска и органы ОГПУ (у боевиков в наличии был список подобных 75 учреждений в Москве и Ленинграде с точным указанием адресов)". 

Естественно, основное внимание ИНО ОГПУ и его резидентур отводилось РОВС: изучению его деятельности, выявлению планов, установлению филиалов и агентуры на советской территории, разложению его изнутри и возможному влиянию на принятие решений руководством с помощью внедренной агентуры, срыву готовящихся диверсионно-террористических мероприятий. Кроме того, в Москве учитывали, что в случае новой войны в Европе под знаменами противников СССР могут выступить и полки бывшей врангелевской армии, структура которой сохранилась и в эмиграции. 

Белые офицеры считали себя находящимися на военной службе, проходили переподготовку, изучали боевые возможности РККА. 

К 1930 году перед Иностранным отделом ОГПУ со всей остротой встала задача по непосредственному проникновению в РОВС, причем в одно из его штабных подразделений. Ведь именно там находились сведения о действующей в СССР агентуре, а также о формах и методах ее подготовки и вывода в Советский Союз. Далеко не каждый разведчик был способен справиться с подобным заданием. Руководство ИНО вело активный поиск и изучение лиц, которые в силу сложившихся обстоятельств смогли бы, не вызывая подозрений, попасть в центральные органы РОВС. Выбор пал на Николая Абрамова — сына руководителя одного из крупнейших филиалов Русского общевоинского союза — софийского, стремившегося "опекать" около 100 тыс. белоэмигрантов, проживавших в балканских странах. Это был так называемый 3-й отдел РОВС, располагавшийся в столице Болгарии. 

"ВОРОН" С ЛУБЯНКИ 

Николай Абрамов родился в 1909 году в Варшаве. Его отец Федор Абрамов — участник Русско-японской и Первой мировой войн — впоследствии дослужился до звания генерала. В Гражданскую сражался против красных в рядах Вооруженных сил Юга России, командовал одним из донских казачьих корпусов, разгромленных в 1919 году конницей Буденного. После окончательного поражения белых, перед тем как покинуть Родину, Федор Абрамов тайно приехал проститься с семьей в Ржев, где в то время проживали его близкие: мать, жена и сын. 

Узнав уже в эмиграции о кончине супруги, генерал решил вывезти двенадцатилетнего Николая из Советской России. Он послал за мальчиком казачьего есаула, который нелегально пробрался в Одессу, а оттуда — в Ржев. Однако бабушка, с которой Николай в то время жил, наотрез отказалась отпускать внука в чужую страну. После окончания в 1926 году средней школы Абрамов-младший стал трудиться чернорабочим. Жил у сестры отца, так как бабушка к тому времени тоже умерла. Позже работал в Осоавиахиме в Новороссийске. 

В 1929 году Николай был призван на военную службу и направлен на Черноморский флот. Полного сил и здоровья юношу, вдобавок хорошего спортсмена, зачислили в водолазную школу в Балаклаве. Окончив ее, он получил назначение в Экспедицию подводных работ особого назначения (ЭПРОН) при ОГПУ, принимал непосредственное участие в поисках и подъеме потопленных во время Гражданской войны кораблей и судов. Однажды в ходе одной из таких операций при расчленении корпуса затонувшего крейсера был серьезно контужен взрывной волной. С профессией водолаза пришлось расстаться. 

В период службы в ЭПРОН сын белогвардейского генерала вступил в комсомол. Он был воспитан своей теткой, которая искренне и всей душой восприняла идеи большевистской революции. 

Разведчик Дмитрий Федичкин, принимавший непосредственное участие в подготовке Абрамова к выводу за границу, позднее вспоминал: "Руководство ОГПУ решило направить Николая в Болгарию. Он был предан Советской власти, мужествен, инициативен. Его появление в Софии не должно было вызвать подозрений. Вполне резонно, что после смерти матери и бабушки, став самостоятельным, Николай пожелал воссоединиться со своим отцом. Но тут возникла очень серьезная нравственная проблема: сын против отца. Можно привести множество примеров, когда дети не разделяют взглядов своих отцов, поступают вопреки их воле. Но тут было совершенно другое: чтобы обезвредить антисоветские действия РОВС, Николай должен был скрывать от отца свое истинное лицо. По этому поводу у нас шли бурные дебаты. Одни говорили, что неэтично, безнравственно побуждать сына скрытно действовать против родного отца. Другие стояли на совершенно противоположной позиции: ничего безнравственного тут нет! Сын защищает свое отечество от происков врага, сбежавшего за кордон. И совсем неважно, что врагом этим оказался родной отец. 

 — Успокойтесь, товарищи, — сказал член Коллегии ОГПУ А.Х. Артузов. — Надо прежде всего выяснить, что думает по этому поводу сам Николай Абрамов. Я поеду к нему. И Артузов поехал в Севастополь, где в то время проживал Николай. Молодой человек с вполне понятным волнением слушал представителя внешней разведки. Артузов рассказал ему о совершенных в недавнем прошлом боевиками РОВС террористических акциях в Москве и Ленинграде, в результате которых погибли много людей. Как показало расследование, боевики проходили подготовку в балканском филиале РОВС, которым руководил отец Николая — генерал Абрамов. 

 — Я вас не тороплю, подумайте хорошенько, — подчеркнул Артузов. — Только вы можете решить, хватит ли у вас мужества и выдержки, чтобы, живя в одном городе, в одном доме с отцом, действовать против его воли, замыслов, планов. Мы неволить не станем и никаких претензий к вам иметь не будем. Но если согласитесь, буду рад видеть вас в Москве. 

...Через несколько дней Николай выехал в Москву. А.Х. Артузов принял его и имел с ним еще один большой разговор. 

В 1930 году Николай Абрамов стал сотрудником Иностранного отдела ОГПУ. Он прошел соответствующую подготовку с учетом будущей заброски в Болгарию и получил оперативный псевдоним Ворон. 

РАБОТА 

В октябре 1931 года Николая Абрамова устроили матросом на советское судно дальнего плавания "Герцен". Совершавший регулярные рейсы в Гамбург пароход был приписан к Ленинградскому порту, где Ворона никто не знал. Во время первого же своего заграничного плавания в конечном пункте назначения он сошел на берег и на борт "Герцена" не вернулся. 

Из Гамбурга Николай поехал поездом в Берлин, рассчитывая оттуда добраться до Софии. Однако в столице Веймарской Республики его арестовали и посадили в тюрьму. Выручил генерал фон Лампе — соратник отца и руководитель германского филиала РОВС. Он добился освобождения Абрамова, дал ему денег на дорогу и отправил в Болгарию. 

Вскоре Николай был тепло встречен отцом и его ближайшим окружением. Он объяснил им, почему бежал из Советского Союза: оставаться там сыну белого генерала, одного из руководителей антисоветской организации, было очень опасно. С первых дней пребывания в Софии 22-летний Ворон приступил к выполнению задания Центра. При помощи отца и его сподвижников он быстро внедрился в белоэмигрантские круги. Разведчик тщательно изучал балканский филиал Русского общевоинского союза и боевую группу 3-го отдела, возглавляемую капитаном Фоссом. Систематически в Москву поступали копии корреспонденции Фосса и генерала Абрамова, ценные сведения, которые в дальнейшем были использованы для нанесения ущерба репутации некоторых руководящих деятелей РОВС. Позже Николай принимал непосредственное участие в компрометации активного антисоветчика журналиста Ивана Солоневича. 

Начав в одиночку, Ворон в дальнейшем создал работоспособную группу, которая полностью контролировала деятельность основных белоэмигрантских организаций в Болгарии. Существенную помощь разведчику оказывали, в частности, его жена Наталья и теща. 

Александра Семеновна — мать жены Николая Абрамова — была врачом-стоматологом, ее кабинет и квартира находились в особняке, располагавшемся неподалеку от помещения филиала РОВС. В двадцатые годы она приехала с малолетней дочерью Наташей из СССР в Болгарию к мужу, случайно оказавшемуся в эмиграции в годы Гражданской войны и получившему болгарское подданство. К сожалению, затем брак распался. Александра Семеновна считала свой отъезд из Советского Союза ошибкой и надеялась когда-нибудь вернуться домой. 

Буквально с первых дней знакомства с Вороном (а познакомил их генерал Абрамов, который поддерживал с Александрой Семеновной дружеские отношения) она прониклась симпатией к молодому человеку. Довольно скоро Александра Семеновна и ее дочь превратились в его надежных помощниц в разведывательной работе. А весной 1933 года молодые люди сыграли свадьбу. 

Как врач Александра Семеновна общалась со многими руководящими сотрудниками софийского филиала РОВС и из их рассказов узнавала многое о делах и планах организации. Квартиру стоматолога советская разведка начала использовать в качестве явки. Время от времени в ней появлялись приезжавшие в Софию из стран Западной Европы связные. Через них передавались в Центр важные сведения. Заняв постепенно довольно заметное положение в балканском филиале РОВС, Ворон получил доступ к ценной информации о всей этой организации. С 1935 года, после установления дипломатических отношений между Болгарией и СССР, связь Ворона с Центром стала регулярной. Постоянный контакт с разведчиком поддерживал руководитель легальной резидентуры НКВД в Софии — атташе советского посольства Василий Яковлев. 

Активный советский разведчик довоенного периода Пудин вспоминал: "В 1936 году я был направлен в Болгарию заместителем резидента (резидентом в то время был Василий Терентьевич Яковлев). Дипломатические отношения СССР с царской Болгарией были установлены за год до моего назначения. 

Агентурно-оперативная обстановка в царской Болгарии того времени была исключительно сложной. В те годы в стране проживало много белогвардейцев, враждебно настроенных против советской власти. Установление дипломатических отношений между Болгарией и СССР вызвало большое недовольство в среде белой эмиграции. Ее представители всячески препятствовали развитию нормальных отношений между нашими странами. 

Ко времени установления дипломатических отношений Ворон уже стал своим человеком в штабе 3-го отдела РОВС и в болгарской политической полиции. Он возмужал, приобрел многочисленные связи, женился на русской эмигрантке, которую привлек к разведывательной работе. 

Проникновение Ворона в руководящие круги белой эмиграции в Болгарии происходило умело, без спешки. Безусловно, основную роль в этом сыграло положение его отца, а также наличие у разведчика широких знакомств в его окружении". Искусно маневрируя, Ворон сумел войти в доверие к капитану Браунеру, начальнику контрразведки РОВС, являвшемуся одновременно начальником отделения болгарской политической полиции. Выходец из старой русской эмиграции, он нередко обращался к Ворону за консультациями по "советским вопросам". Браунер имел непосредственное отношение к подготовке и заброске в СССР террористов и диверсантов, и советы бывшего советского гражданина были, как он считал, весьма полезны для боевиков. Ворон давал им такие консультации непосредственно перед отправкой на задание. Его авторитет был настолько высок, что в Софию теперь направлялись на окончательную "шлифовку" боевики из других филиалов РОВС — из Парижа и Хельсинки. Естественно, данные на этих людей Центр получал без промедления. 

Среди белой эмиграции в Болгарии особую активность проявляла молодежь. Она обвиняла старую эмиграцию в том, что та, по ее мнению, работает неумело, а засылаемые на территорию Советского Союза боевики, как правило, обезвреживаются чекистами. Наиболее агрессивно настроенные молодые люди, входившие в организацию "Национально-трудовой союз нового поколения", приняли решение совершить в Болгарии террористические акты против советских дипломатов. Их идею поддержали и некоторые местные реакционеры, в частности, уже упоминавшийся капитан Браунер. Группа, в которую входили шесть человек, в том числе Николай Абрамов и капитан Фосс, должна была убить советского посла в Болгарии Раскольникова. 

Ворон не только немедленно проинформировал Центр о предстоящем покушении, но добыл и передал фотокопию детального плана этой операции. МИД СССР было дано указание немедленно заявить официальный протест Болгарии в связи с готовящимся преступлением. 

Срыв операции по ликвидации советского посла и реакция на ее подготовку официальных болгарских властей заставили генерала Абрамова пересмотреть свое отношение к организации террористических актов. На основании сведений, полученных непосредственно из штаб-квартиры РОВС в Париже, ИНО составил спецсообщение для руководства НКВД, в котором отмечалось: "Иностранным отделом получены сведения, что генерал Абрамов, заместитель председателя РОВС и начальник 3-го отдела РОВС, и его ближайший помощник по террористической работе капитан Фосс считают, что в настоящих тяжелых политических условиях вся активная работа террористического характера должна производиться только внутри СССР. Никаких терактов за границей не должно быть, так как все акты, кроме небольшого эффекта, ничего не дают, и в то же время могут быть уничтожены организации, которые ведут какую-либо работу в направлении СССР. 

Абрамов и Фосс высказывают опасения, что не исключается возможность провокации с чьей-либо стороны террористического акта, что повлечет уничтожение тех связей и отношений болгарского правительства к русским эмигрантам, которые достигнуты сейчас. 

Абрамов и Фосс считают, что в настоящее время вся активная работа РОВС должна быть централизована, ибо лишь в таком случае они видят какую-либо продуктивность и возможность какого-либо общего действия и контроля". 

ФИНАЛ 

Итак, провокация не состоялась, однако Ворон попал под подозрение. Хотя против него и не имелось прямых улик, но остальные участники неудавшегося террористического акта были столь ярыми врагами СССР, что их связь с советской разведкой начисто исключалась. 

Шло время. Ворон продолжал снабжать Центр исключительно важной информацией. Неудача с покушением на советского посла, казалось, уже забыта. Но через полтора года после этого у Николая Абрамова состоялся серьезный разговор с отцом, который высказал предположение о его сотрудничестве с большевиками. "Оскорбившись", сын перестал посещать РОВС, встречаться с членами этой организации и бывать в болгарской политической полиции. 

Из воспоминаний жены Ворона Натальи: "Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было... А потом наш "милый друг" Александр Браунер, долго подбиравший "ключик" к моему мужу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла — дело рук Николая". 

Выяснилось, что капитан Браунер настойчиво пытался найти причины срыва операции. И его усилия не пропали даром. В середине 1937 года руководство софийского отделения РОВС пришло к выводу о возможной связи Николая Абрамова с советской разведкой и начало его активную разработку. 

Жизнь Ворона в Софии все более усложнялась, и тогда он по согласованию с Центром решил покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и супругов Абрамовых, и отца-генерала, и Браунера, и болгарскую политическую полицию. Однако внезапно из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении руководителя РОВС генерала Миллера. Ворон был арестован по подозрению в причастности к похищению. Браунер допрашивал Николая с пристрастием — избивал чулком, наполненным мокрым песком. Ворон выдержал все пытки. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. В газетах было сообщено, что "Николай Абрамов с женой высылаются из страны". Браунер выделил для сопровождения супругов двух агентов тайной полиции, которые получили приказ: уничтожить советского разведчика при переходе границы. Об этом стало известно резидентуре. Было решено подкупить сопровождающих. Это удалось, и супруги благополучно прибыли в Париж. В Париже Абрамовым вручили новые документы, и они выехали в Советский Союз. Возвратившись на Родину, Николай Федорович Абрамов и его супруга Наталья работали в Управлении НКВД по Воронежской области. 

Через полгода генерал Абрамов обратился к теще Николая и на правах родственника попросил ее поехать во Францию, найти там зятя и уговорить его возвратиться в Болгарию. Федор Абрамов говорил, что весьма сожалеет о размолвке с сыном. Александра Семеновна согласилась и выехала во Францию. Генерал Абрамов, естественно, не знал, что сватья помогала Николаю и работала на советскую разведку. С согласия Центра она выехала сначала в Париж, а оттуда направилась прямо в Москву. 

...С первых дней Великой Отечественной войны Николай Абрамов неоднократно обращался к руководству НКВД с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили выехать в составе разведывательно-диверсионной группы чекистов на подпольную оперативную работу в оккупированную немецко-румынскими войсками Одессу в распоряжение уже находившегося там сотрудника центрального аппарата НКВД резидента-нелегала Владимира Молодцова (впоследствии удостоен посмертно звания Героя Советского Союза). Вместе со своими товарищами Ворон участвовал в диверсионных и других боевых операциях. Последнее письмо от него, адресованное жене и ее матери, было датировано 11 сентября 1941 года. Вскоре в одной из схваток Николай Абрамов погиб. 

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ 

22 сентября 1937 года в Париже сотрудниками советской внешней разведки был похищен руководитель РОВС генерал Миллер. Его доставили в Москву, предали суду и в мае 1939 года расстреляли. Миллера сменил генерал Абрамов, а его, в свою очередь, — генерал Шатилов. Но им не удалось сохранить РОВС как дееспособную и боевую силу.