НАШ ТОВАРИЩ КИМ ФИЛБИ

Сергей ГОЛУБЕВ, ветеран Службы внешней разведки. 

Обращаясь к событиям 65-летней давности — началу Великой Отечественной войны - нельзя забывать и о тех людях, которые сражались за нашу Победу на незримых фронтах. Один из них — Гарольд Адриан Рассел Филби — талантливый советский разведчик-интернационалист, один из участников легендарной "Кембриджской пятерки", являвшейся для советской разведки самым продуктивным источником документальной информации. За время войны один только Ким Филби передал в Москву 914 документов. 

А ПОЧЕМУ Гарольда Адриана Рассела Филби называли Ким? Такое прозвище дали ему родители в честь героя одноименного романа Редьярда Киплинга — юного британского разведчика. Ким Филби был продолжателем одного из старинных родов Англии. В конце XIX века его дед по отцу, Монти Филби, владел кофейной плантацией на Цейлоне, а его жена, бабушка Кима Квинти Дункан, происходила из известной в Англии семьи потомственных военных. Один из представителей этой семьи — знаменитый британский полководец маршал Монтгомери. 

Отец Кима Сент-Джон Филби долгое время работал в английской колониальной администрации в Индии, а затем увлекся востоковедением и стал известным и уважаемым в Англии арабистом. За свои научные труды он был награжден медалями Королевского картографического и Королевского азиатского обществ. Будучи оригинальным человеком, он принял мусульманское вероисповедание, взял саудовскую девушку из числа рабынь в качестве второй жены, подолгу жил среди бедуинских племен, был советником короля ибн Сауда. Но своего сына Кима он воспитывал в духе классических британских традиций и дал ему наиболее престижное образование в Англии. 

Когда речь идет о Киме Филби, невольно напрашивается вопрос: как человек такого круга и воспитания мог порвать со своим кланом и связать судьбу с советской разведкой? В очерке, основанном на архивных материалах и рассказах самого Филби, мы и постараемся помочь читателю найти ответ на этот вопрос. 

Начало 1930-х годов. Англия. Кембридж. Молодые английские аристократы с жаром обсуждают политические события. Мир только что пережил потрясения невиданного экономического кризиса — почему такое произошло? Что, капитализм как система уже исчерпал себя? — задавались вопросами многие. 

А на востоке Европы новое государство с новым общественным строем претендовало на построение общества всеобщей справедливости. Коммунисты проповедовали идеи, которым нельзя было отказать в притягательности. Экономические и хозяйственные успехи СССР были бесспорны... 

Тем временем над миром вновь сгущались зловещие тучи. Милитаристская Япония вышла к восточным границам Советского Союза. Фашисты, которые пришли к власти в Германии, проповедовали расистскую идеологию и в открытую стремились к завоеванию "жизненного пространства" для "высшей арийской расы". Идеология и практика фашизма отталкивали многих, и люди видели в СССР единственную силу, способную противостоять фашизму. Зато ведущие капиталистические страны заигрывали с фашистами, стремясь использовать Германию для сокрушения СССР... 

Все эти событиям не могли не повлиять на молодого Филби: он решил стать коммунистом, посвятить жизнь борьбе за социалистические идеалы. Много позже он скажет об этом так: "Я принял решение работать в какой-нибудь форме на коммунистическое движение в мою последнюю неделю в Кембридже. Процесс моего прихода к этому решению продолжался около двух лет. Отчасти это был рациональный подход, отчасти эмоциональный. Он включал в себя изучение марксизма и, конечно, изучение Великой депрессии и подъема фашистского движения. Конечно, у меня были и сомнения, и надежды, и критика самого себя, но мое самообразование и влияние внешних факторов, событий в мире привели меня к этому решению. Я уже не видел способов обойти этот вопрос: либо я должен принять это решение, либо я вообще должен бросить политику. И однажды вечером я сидел в своей комнате в Кембридже, сидел в кресле и принял решение. Это решение было принято на всю жизнь. В то время это решение было известно только мне..." 

Однако что-то удерживало Кима Филби от того, чтобы стать официальным членом коммунистической партии. Возможно, обыденная рутина повседневной партийной работы: митинги, распространение газет и т.п. Пылкий юноша искал более эффективный путь своего участия в антифашистской борьбе. Он хотел проверить себя на боевой, опасной работе, убедиться в своих возможностях и готовности идти на жертвы. Филби решил уехать в Австрию, помогать там антифашистам. В 1933 году это было как раз то место в Европе, где шла реальная борьба с фашизмом, страна находилась на грани фашистского переворота. Сложность обстановки усугублялась тем, что в Австрию хлынул поток беженцев из гитлеровской Германии. Прогрессивные партии и организации оказывали им помощь, организовывали их нелегальную переброску в "безопасные" страны Европы. Для этого нужны были деньги, документы, а главное, люди, которые бы занимались этой связанной с риском работой. В Париже действовал Комитет помощи беженцам от фашизма. 

Перед Филби встал вопрос, как связаться с австрийскими коммунистами. За советом он обратился к лектору, позднее — профессору экономики Кембриджского университета Морису Доббу, члену компартии Великобритании. Добб сказал: "Я наблюдаю за вами уже несколько лет и вижу ваше движение в этом направлении. Я очень рад, что вы приняли это решение". 

Он дал Киму рекомендательное письмо к руководителю Комитета помощи беженцам. 

И ВОТ Филби в Вене. По рекомендации друзей он поселился в уютной комнате в квартире родителей Литци Фридман — активистки австрийской компартии. Вскоре отношения между двумя молодыми людьми, которых связывала не только общность интересов, но и совместное участие в рискованном деле, стали близкими. 

В венской организации МОПР (Международная организация помощи революционерам) Филби пришлось выполнять множество обязанностей. Он был и казначеем ячейки, и составителем листовок, и сборщиком пожертвований. Но его главной работой было поддержание связей с коммунистами, нелегально жившими в Австрии, Венгрии и Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность путешествовать практически беспрепятственно. 

В начале 1934 года Ким полагал, что все идет к скорому захвату власти в Австрии нацистами. И хотя со своим "почти дипломатическим" по престижности паспортом он мог чувствовать себя в безопасности, понимал, что Литци Фридман расправы не миновать. Коммунистка, наполовину еврейка, отсидевшая к тому же в тюрьме за политическую деятельность, она могла стать жертвой грядущего террора. "Поэтому я решил жениться на ней, — говорит Филби. — Дать ей английский паспорт, вернуться в Англию и продолжать партийную работу оттуда". 

Это и произошло в апреле 1934 года. Работа в Австрии, угроза фашизма, увиденная там собственными глазами, прочувствованная сердцем и понятая умом, оказало сильнейшее воздействие на окончательное формирование у Кима Филби коммунистических убеждений. В Лондоне он обратился в штаб-квартиру компартии Великобритании с просьбой о приеме в ее ряды. 

"Где вы были?" — спросили его. "В Австрии, принимал участие в восстании". - "Мы должны проверить. Партия там находится на нелегальном положении, сделать это нелегко. Приходите недель через шесть". 

Эти недели оказались поворотным временем в судьбе Кима Филби. Он так никогда и не стал членом компартии, оставаясь коммунистом по убеждениям всю жизнь. Его последней "коммунистической акцией" было участие в первомайской демонстрации 1934 года. 

ФИЛБИ НЕ ЗНАЛ, что советская внешняя разведка давно уже обратила на него внимание. Еще когда он учился в Кембридже, его заметили как способного и честного юношу, который задумался над своим местом в жизни... Знала советская разведка и о его пребывании в Австрии, участии в антифашистской работе и желании стать коммунистом. Но ведь есть и другой путь борьбы, опасный, но благородный — подпольная работа. Этот путь и предложили Киму. 

Филби рассказывает: "К счастью, еще до того, как закончился этот шестинедельный период, меня нашла одна моя знакомая по Австрии и спросила, не хотел бы я встретиться с одним очень важным человеком, который может меня заинтересовать... Через два или три дня мы с ней отправились в длительное путешествие по городу, беря такси, спускаясь в метро, идя пешком, неожиданно останавливая такси и пересаживаясь в другое... Одним словом, это было очень сложное путешествие, длившееся несколько часов. Закончилось оно в середине дня в Риджентс-парке. Там мы увидели человека, который сидел на скамейке. Моя знакомая подвела меня к нему и сказала: "Вот тот человек, о котором мы с вами говорили". 

"Здравствуйте", — сказал я. 

Человек на скамейке пожал мне руку. Я увидел, как моя знакомая быстро уходит от нас, и больше я ее никогда не видел. А я остался. Незнакомец начал расспрашивать меня о моих взглядах, о моей деятельности. Большей частью мы говорили по-немецки. После долгой беседы он сказал мне: "Я знаю, что вы хотите вступить в компартию. Вы станете одним из многих тысяч коммунистов. Вы будете иметь прямую связь с рабочим классом. Однако вы по образованию, по внешности и по происхождению — буржуа. И впереди у вас могла бы быть буржуазная карьера. А нам нужны люди, которые могут войти именно в буржуазию. От нас войти". 

Я не задавал ему каких-либо вопросов о нем самом. Честно говоря, я даже не знал тогда, откуда он, кого представляет — Советский Союз или Коминтерн. Но смысл этого разговора заключался в том, что он предлагал мне очень интересное будущее, очень интересное занятие и перспективы, с тем чтобы я, находясь на интересных должностях, давал ту информацию, какую обычно коммунисты получить не могут. 

"Другими словами, вы просто вежливо спрашиваете меня, не соглашусь ли я быть агентом глубокого проникновения?" — "Именно это я и хочу вам предложить". 

Мне все это чрезвычайно понравилось. Мое будущее выглядело теперь романтически. Хотя потом я понял, что деятельность моя не всегда могла быть определена словом "романтическая", а была трудной, будничной, иногда очень тяжелой. Но тогда я не знал этого. Да если бы и знал, может быть, все равно дал бы тот же самый ответ. "Я согласен", — сказал я. 

Мы условились встретиться через две недели. 

ЭТА БЕСЕДА в Риджентс-парке состоялась в начале июня 1934 года. Человеком на скамейке был разведчик-нелегал Арнольд Дейч, он же Отто. Филби с этого времени в оперативной переписке стал именоваться "Зенхен", что в переводе с немецкого на русский означает "сынок". 

Итак, в июне 1934 года Ким Филби начал свою работу в советской разведке. Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить все контакты с коммунистами, с людьми, даже просто сочувствовавшими коммунистам, чтобы выглядеть безупречным в глазах английского истэблишмента. Жена Филби, Литци, которая знала о его связи с советской разведкой, должна была сделать то же самое. Нужно было также избавиться от "левой" литературы в домашней библиотеке. Второе, что предстояло сделать Филби, это внимательно присмотреться к своим друзьям и знакомым, в том числе и по Кембриджу, с точки зрения их пригодности для работы в разведке. И наконец, третье — определить свою карьеру, опять же с точки зрения решения разведывательных задач. 

В июле 1934 года Центром была поставлена долговременная задача перед нелегальной разведывательной группой в Лондоне: проникновение в британскую разведку Интеллидженс сервис и получение информации о ее намерениях и конкретных действиях в отношении Советского Союза. 

В какой мере Филби, за плечами которого был один из самых престижных университетов не только Великобритании, но и мира, мог решить эту задачу? Дипломатическая карьера оказалась для него недоступной из-за отказа университетского преподавателя экономики Робертсона рекомендовать Кима, которого он считал "радикальным социалистом", на работу в Форин Офис. Его друзья сами только начинали свой жизненный путь и ничем помочь ему не могли. Отец, которого в прессе того времени сравнивали со знаменитым разведчиком Лоуренсом Аравийским, по непонятным причинам почти ничем не помогал сыну в его карьере и был счастлив, когда тот избрал профессию журналиста и стал редактором небольшого, малозначительного журнала "Ревью оф ревьюз". Казалось бы, пути для проникновения в разведку нет. 

Иначе думал резидент-нелегал Орлов — очень опытный, изобретательный и темпераментный разведчик, с которым Филби стал работать в конце 1934 года. Орлов решил продвигать Филби в разведку через журналистику. И он не ошибся... 

Как журналист, Ким Филби мог встречаться и беседовать с самыми разными людьми. Кое-что рассказывал ему отец. В 1935 году от Филби стала поступать политическая информация — иногда ценная, иногда менее ценная. В июне 1935 года он сообщил о закрытом заседании Центральноазиатского общества, где его отец делал доклад об Англо-Персидской нефтяной компании, информацию о короле ибн Сауде и английской политике в отношении Саудовской Аравии. 

Особый интерес для Центра представляла копия ответа саудовского посла министерству иностранных дел Великобритании с согласием на строительство англичанами на Ближнем Востоке военно-воздушной базы, а также обзор о деятельности военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых ее сотрудников. 

Эта информация поступила от университетского приятеля Кима Филби — Тома Уайли, который занимал должность секретаря постоянного помощника военного министра. По заданию Орлова Филби возобновил с ним дружбу, что дало Киму возможность длительное время получать от Уайли ценную информацию. 

И ВСЕ ЖЕ главная задача, поставленная Центром перед лондонской группой, - проникновение в британскую Интеллидженс сервис — была далека от решения. 

Вскоре, однако, открылись новые возможности для использования Филби в интересах разведки.

Том Уайли познакомил Филби со своим другом Толботом, который уже несколько лет редактировал журнал "Англо-русская торговая газета". Это издание было органом ассоциации английских финансистов и бизнесменов, которые имели деловые интересы в дореволюционной России и хотели бы получить кое-что назад. Их давление на парламент в этом направлении успеха не имело, с возрастом они отходили от активных дел, журнал постоянно терял денежную поддержку и тихо умирал. Толбот, встретив как-то Филби, сказал ему: "Слушай, а что если мне начать новый журнал — такого же рода, но на англо-германской основе, для активизации торговли?" 

Филби эта мысль показалась весьма интересной. 

"Я слишком стар, — сказал Толбот, — чтобы начинать еще один журнал. Мне нужен молодой редактор. Молодой — чтобы он не запросил слишком много денег". 

Нетрудно догадаться, что он имел в виду своего собеседника. Была названа сумма, которая Филби вполне устраивала. 

"Мне кажется, — говорит Ким, — что вот это мое согласие и было началом моей действительной работы для Советского Союза". К тому времени Орлов уехал, и работой Филби снова руководил Отто. 

КАК РЕДАКТОР нового журнала, Филби вступил в англо-германское содружество - организацию, которая существовала в то время для улучшения отношений между Англией и нацистской Германией. У него появились новые знакомые в немецком посольстве, а через них и доступ туда. Ким начал получать малодоступные сведения о неофициальных контактах между Англией и Германией через финансистов, промышленников, специалистов по экспорту и импорту, всех тех, кто был заинтересован в сближении двух стран. 

Примерно раз в месяц, на неделю, Филби стал ездить в Берлин. Будучи представлен Риббентропу, еще когда тот был послом в Лондоне, он продолжал встречаться с ним и его сотрудниками и в Германии. Завязались, естественно, и контакты с геббельсовским министерством пропаганды. 

Весьма продуктивная и полезная в разведывательном отношении, эта работа была тяжела для Кима психологически. Неожиданно для себя он оказался среди тех, кого ненавидел, и из-за ненависти к которым, собственно, и принял решение сотрудничать с советской разведкой. 

Горьким воспоминанием отзывался у Филби визит к одному старому знакомому. Увидев его, тот спросил: "Скажи, пожалуйста, а когда ты был в Австрии, ты уже работал полицейским осведомителем против нас?" 

Однако дело разведки, которому посвятил себя Филби, стало для него делом жизни. Он был готов идти на такие жертвы. Отто постоянно напоминал ему, что его задачей является вылепить из себя не образ нациста, а образ независимо мыслящего англичанина, который воспринимает гитлеровскую Германию как фактор европейской жизни середины 1930-х годов и пытается извлечь из этого как экономические, так и культурные выгоды для своей страны. 

Можно только поражаться интуитивному, а может быть, и осознанному чувству меры Арнольда Дейча, так же как и его дальновидности и прозорливости. Как бы сумев заглянуть в будущее, он, возможно, предвидел, что рано или поздно Англия будет воевать с Германией. И тогда, если бы они переусердствовали в подаче Филби как явного пронациста, то ему не миновать бы тюремного заключения на весь период Второй мировой войны. Во всяком случае именно так и случилось с Кэрролом, редактором нацистского листка, который заменил в конце 1936 года журнал, издававшийся Филби. 

В очередное посещение Берлина Кимом Филби его контакт в министерстве пропаганды неожиданно сказал: 

 — Я думаю, это ваш последний визит к нам. Мы решили сменить порядок финансирования — мы хотим иметь дело с другой банковской группой в Англии и берем на себя все расходы по изданию журнала. 

 — Вы хотите сказать, что намереваетесь издавать в Англии стопроцентно нацистский журнал? 

 — Именно так. Нам это будет удобнее. 

 — Но вы мало чего этим добьетесь, — еще пытался спасти положение Ким. 

 — Это уже наше дело. Во всяком случае вам уже больше не получать денег от нас. 

На следующей же встрече с Отто Филби рассказал ему об этом разговоре. Тот, к его удивлению, ничуть не огорчился и сказал: "Ну и черт с ними. Это как раз вовремя, потому что ты едешь в Испанию. 

 — Куда? — переспросил обрадованный Филби. Он с детства очень интересовался Испанией. Но в 1936 году там уже шла война. — Куда я еду? В Мадрид, в Барселону, в Валенсию? — Филби назвал районы, занятые республиканцами. 

 — Нет, ты едешь на другую сторону. На какой еще стороне может находиться Ким Филби, английский журналист и искренний друг нацистской Германии?" 

ПОЕЗДКА КИМА в воюющую Испанию была задумана не только и не столько с целью сбора информации о положении дел у франкистов. В большей степени она была продолжением реализации плана советской разведки по расширению разведывательных возможностей Филби и создания предпосылок для последующего его внедрения в английскую разведку. Перед Филби была поставлена задача создать себе репутацию смелого, яркого журналиста, способного привлечь внимание английской разведки. Лучшего места, чем Испания, наиболее "горячая" в то время точка планеты, для этой цели трудно было придумать. 

Для внешнего мира Филби ехал в Испанию как независимый журналист, то есть за свои деньги, надеясь компенсировать расходы публикацией в Англии статей, которые он будет писать и посылать с фронтов гражданской войны. В действительности же его поездка полностью финансировалась советской разведкой. Но чтобы "легендировать" эти средства, Филби пришлось продать часть своих книг. 

Перед отъездом он получил адрес в Париже, на который должен был направлять почтой свои разведывательные донесения, и несложный код для их зашифровки, исполненный на листочке тонкой бумаги. Этот листочек в случае необходимости можно было смять и проглотить. 

Путь в Испанию лежал через Португалию. В Лиссабоне Филби получил франкистскую визу не в посольстве, которого у мятежников тогда еще не было, а в так называемом агентстве Франко. В конце января он прибыл в Севилью, откуда и начал действовать. Приблизительно через две недели Филби стал отправлять свои письма на парижский адрес и старался писать каждую неделю. Военные действия, которые он мог наблюдать непосредственно как журналист, велись активно. Он мог видеть собственными глазами временные аэродромы, которые только строились, наблюдать перемещения войск... Кроме того, у него установились некоторые контакты с испанцами. Они любили поговорить и так хвастались, что даже не нужно было задавать вопросов. 

В марте 1937 года произошел тот самый эпизод, который подробно описан в книге Филби "Моя тайная война". После того как при чрезвычайных обстоятельствах Ким вынужден был проглотить листочек с кодом, ему пришлось писать письмо в Париж с просьбой выслать новый. "Сложность состояла в том, — вспоминает Филби, — что у нас не было кодового слова для слова "код", поэтому я написал в письме, что потерял книжку, которую мне дали, и просил прислать новую". 

Вскоре он действительно получил ответ от своего друга по Кембриджу Гая Берджеса, который назначил ему встречу в отеле "Рок" в Гибралтаре. Эта встреча состоялась и была наибольшим сюрпризом для Гая, так как он, по утверждению Филби, не знал до этого момента о его сотрудничестве с советской разведкой. Филби же прекрасно знал о работе Берджеса на советскую разведку, поскольку сам рекомендовал его. Через некоторое время Берджес "отплатил" Филби тем, что помог ему поступить в "Интеллидженс сервис". 

В Гибралтаре Гай передал Киму новый код и деньги. Они вместе поужинали и весь вечер проговорили. Филби сообщил своему старому другу максимум информации о франкистах. На следующий день Гай уехал. Вскоре и сам Филби вернулся в Лондон. Его трехмесячный испанский период закончился. Первую же встречу с ним Отто начал с того, что стал поддразнивать: "Слушай, ты писал письма прекрасной женщине в Париже, мадемуазель Дюпон. И как же тебе не стыдно было писать такие скучные письма?" 

"Попробуй написать интересное письмо, если в каждом пятом слове ты должен сообщать что-то серьезное", — отшутился Филби (таково было правило кода, которым он пользовался). 

"Твоя информация тем не менее была очень важной, и Центр благодарит тебя, - сказал Отто. — Но теперь твое пребывание в Испании надо использовать уже на все сто процентов. Тебе нужно двигаться в большую журналистику. Нам хотелось бы, чтобы ты снова поехал к Франко, но уже от какой-нибудь крупной газеты, чтобы иметь больше доступа ко всем вопросам. Для этого тебе надо опубликоваться в каком-нибудь солидном издании". 

Филби написал статью о своих впечатлениях от Испании. Писал свободно, не связанный оковами франкистской цензуры. Потом пошел за советом к своему отцу. Тот сказал: "Надо начинать с самого верха. Пошли ее в "Тайм". 

Ким послал статью в "Тайм". Ему повезло. "Тайм" как раз лишилась двух корреспондентов во франкистской Испании — один погиб в автомобильной катастрофе, другой не смог выдержать давления цензуры и подал в отставку. Газета осталась без своего человека в войсках Франко. 

И вот однажды Киму позвонил его отец: "Я только что встретил в своем клубе заместителя редактора "Тайм" Берингтона Вуда. Он сказал, что ты написал вполне приемлемую статью и они будут рады напечатать ее. Более того, они были бы счастливы, если бы ты согласился поехать в Испанию в качестве их постоянного корреспондента". 

"Я с удовольствием сделаю это", — ответил Ким. 

Филби впервые в своей жизни пришел в редакцию "Тайм". Он был тут же представлен редактору иностранного отдела Ральфу Диккену, пятидесятилетнему холостяку, "немножко помпезному, с налетом снобизма, но по сути своей доброму человеку". Был также представлен и главному редактору Доусону. Филби предложили перед отправкой в Испанию поработать в редакции "Тайм" две-три недели, чтобы познакомиться с тем, как делается газета. 

В лондонской резидентуре подготовка к отъезду Филби в Испанию также шла своим чередом. Ему были даны условия связи с Орловым, который в то время уже занимал пост резидента НКВД и советника по вопросам безопасности при республиканском правительстве в Испании. Встречи должны были проходить в приграничном с Испанией французском городке Нарбоне, куда могли выезжать и тот, и другой... 

В перерывах между встречами с Орловым Филби направлял информацию, написанную симпатическими чернилами, по адресу в Париже. В качестве чернил использовался самый обыкновенный фотографический раствор, который можно было купить в любом магазине. Его хранение дома не вызывало никаких подозрений. А вот с парижским адресом мог произойти серьезный провал. Дело в том, что это был адрес советского посольства. Много позже, когда Ким уже вернулся из Испании, он узнал об этом и пришел в ужас. Оказалось, что на протяжении многих месяцев он посылал письма в советское посольство, причем из разных точек Испании. К счастью, провала не произошло: контрразведки тогда не были столь сильны, как сейчас. 

В мае 1937 года с благословения "Тайм" и Арнольда Дейча Ким вновь выехал в Испанию. На этот раз он заручился рекомендательными письмами от немецкого посольства в Лондоне, где был хорошо известен как "сочувствующий". Но и без этого отношение к нему франкистов заметно изменилось к лучшему. Корреспондент "Тайм" считался важной персоной. Тем не менее Филби продолжал использовать свое знакомство с Риббентропом для укрепления положения и расширения связей. Как только нужные ему люди узнавали, что Филби был принят Риббентропом, они вели себя с ним гораздо свободнее и говорили о тех вещах, о которых вряд ли бы ему рассказали. Может быть, эта тактика открыла Филби дорогу к знакомству с начальником абвера в Испании. 

Работая в стане у франкистов, Филби постоянно испытывал большой психологический стресс. Ему приходилось посещать поля сражений, выигранных фалангистами, усеянные телами убитых и раненых. Приходилось быть и свидетелем их расстрелов и казней. "Это почти невозможно описать, — рассказывает он. - Это было страшное испытание. Я старался в своих статьях подавить всякое чувство и сообщать только холодную информацию". 

Война в Испании закончилась. В начале августа 1939 года Филби вернулся в Лондон. Над Польшей уже нависла военная угроза. В редакции "Тайм" ему сказали, что в случае войны он будет главным военным корреспондентом... 

Через год после падения Франции Ким, аккредитованный при штабе английских войск в качестве корреспондента, отбыл на пароходе из Бреста в Англию вместе с последними частями. Коротая время среди военных, он обратил внимание на миловидную даму, которая отрекомендовалась корреспондентом газеты "Дейли Экспресс" в Бельгии и Люксембурге Хестер Марсдем Смидлей. 

Хестер интересовалась мнением Кима относительно политических и военных перспектив развития событий в Европе. Филби, сославшись на свой опыт, заявил, что, по его мнению, положение Англии стало чрезвычайно опасным. Хестер прямо спросила Филби, что он намеревается делать, на что Ким ответил, что в любой момент его могут призвать в армию. После этого она умышленно, как показалось Филби, сменила тему разговора. Это шапочное знакомство не заслуживало бы внимания, если бы оно не сыграло в дальнейшем весьма важную роль в поступлении Кима Филби на работу в английскую разведку. Хестер являлась сотрудницей СИС и под прикрытием корреспондента выполняла задания по линии секции "Д", занимавшейся организацией диверсий и саботажа, проведением пропаганды по разложению тыла противника. 

По прибытии в Лондон она порекомендовала руководителю политической линии секции "Д", занимавшейся и подбором кадров, мисс Марджори Мэкси рассмотреть Кима Филби в качестве кандидата на работу. А в это время Ким, ничего не ведая об инициативе Хестер, предпринял по совету Гая Берджеса безуспешную попытку устроиться на работу в правительственную школу кодирования и шифровального дела в Блечли-Парке — над ним реально нависла угроза призыва в армию, так как он уже получил повестку и прошел медицинскую комиссию. Однако Марджори Мэкси в свою очередь не теряла времени, навела о Филби первичные справки и организовала личную встречу с ним. Во время беседы Мэкси подробно интересовалась его биографическими данными, насколько глубоко разбирается Ким в политических проблемах и как ему представляется возможность ведения контрпропаганды против нацистского режима. Видимо, ответы Кима произвели на нее благоприятное впечатление, и она назначила ему повторную встречу. В связи с тем что во время беседы Ким рассказал, что окончил Кембридж, Мэкси не преминула навести справки о нем у работавшего в секции "Д" Гая Берджеса, окончившего тот же университет... 

Получив от Гая самую лестную характеристику, она пригласила его на повторную встречу с Филби. Сориентировавшись в обстановке, друзья, не сговариваясь, разыграли такой "спектакль", что в конце беседы Мэкси предложила Киму работу в СИС и попросила под началом Берджеса принять участие в организации школы по подготовке кадров. Школа должна была готовить агентов-диверсантов для заброски на оккупированные немцами территории. Филби обучал агентов навыкам ведения подпольной борьбы, нелегальной пропаганды и агитации, распространению литературы и многому другому. Среди преподавателей были специалисты по диверсионным акциям, взрывному делу и т.п. 

Вскоре Ким понял, что, работая в школе, он так же далеко от СИС, как и во время работы в "Тайме". Но полученная ранее разведывательная подготовка под руководством Дейча и Малли не прошла даром. Ким, не имея связи с Центром, начал активно завязывать знакомства с преподавателями, среди которых были бывший сподвижник Брюса Локкарта в послереволюционной России Джордж Хилл, получивший после нападения Германии на СССР назначение официальным представителем УСО и СИС в Москве. Особо теплые дружеские отношения сложились у Кима с Томми Харрисом — до войны известным бизнесменом. Расширяя круг знакомств среди преподавателей, Ким преследовал цель получить доступ к разведывательной информации и создать условия для перехода на работу в оперативные подразделения СИС. Осенью секцию "Д" вместе со школой — в силу отсутствия практических результатов работы — передали из СИС в ведение министерства по вопросам экономической войны и подчинили созданному Управлению специальных операций (SOE). Таким образом, произошло создание на базе секции "Д" разведки экономической войны. Большинство сотрудников было уволено, и среди них оказались Гай Берджес и Томми Харрис. Филби в числе немногих был оставлен на работе во вновь организованной школе Бьюли в качестве политического инструктора тренировочного центра "СО-2" (отдел саботажа и диверсий). Школа стала именоваться "Станция № 17". 

24 декабря 1940 года возвратившийся в Лондон уже в качестве резидента советской разведки А.В. Горский восстановил связь с Кимом Филби, который подробно рассказал о происшедших изменениях в его жизни, характере работы в школе и появившихся у него знакомых из числа кадровых сотрудников СИС, МИ-5 и УСО. Ким высказал мнение, что его разведывательные возможности весьма ограничены и вообще у него складывается впечатление, что он попал в организацию, весьма далекую от разведки. Резидент не мог не согласиться с ним, но отметил усилия Кима по заведению новых связей среди сотрудников спецслужб, которые в перспективе смогут сыграть положительную роль в его карьере. Горский попросил его подготовить к следующей встрече подробную информацию об организации диверсионной работы англичан на континенте, о структуре и руководящих работниках Управления специальных операций, личном составе "Станции № 17" и осторожно собирать данные на агентов, забрасываемых англичанами на территорию противника. 

Центр согласился с предложением Горского о том, что Филби следует подыскивать более интересную в разведывательном плане работу, но подойти к этому взвешенно и проявлять осторожность, чтобы не остаться в конечном счете вообще не у дел. 

На следующей встрече Горский сообщил Киму мнение Центра, и они решили использовать возможности Харриса, который к этому времени основательно закрепился в МИ-5. Предпринятые шаги не пропали даром. К 1941 году обострились противоречия между СИС и МИ-5 по вопросу объема задач и компетенции контрразведывательного отдела СИС, который отвечал за всю контрразведывательную работу за границей. Чтобы умерить аппетиты и притязания МИ-5 на свое участие в этом деле, СИС решила расширить аппарат отдела и, в частности, увеличить штат испанского сектора. Томми Харрис, работавший в испанском отделении МИ-5 в июне 1941 года, предложил кандидатуру Филби на должность руководителя испанского сектора в СИС. При этом Харрис упомянул, что отец Кима — друг Валентина Вивиана, заместителя директора СИС по внешней контрразведке. Узнав от начальника 5-го контрразведывательного отдела Феликса Каугилла, что им рекомендуют на работу Кима Филби, Вивиан пожелал лично встретиться с ним. Во время беседы Ким произвел на него хорошее впечатление, и в дальнейшем Вивиан внимательно следил за его работой и способствовал его служебному росту. В июле 1941 года Ким возглавил сектор, который вел контрразведывательную работу в Испании, Португалии и частично во французских североафриканских владениях. 

На очередной встрече с Горским Филби сообщил, что оформлению на работу в СИС предшествует проверка кандидата по учетам СИС и МИ-5. Филби было известно, что в контрразведке на него имеются незначительные материалы о том, что в 1930 году он состоял членом социалистического общества Кембриджского университета, являлся подписчиком "Рабочего ежемесячника", его жена антифашистски настроена и что его отец придерживался крайних взглядов. Поскольку Филби был принят на работу, видимо, этим материалам в то время не придали значения, ограничившись рутинной и чисто формальной проверкой по учетам. 

Ким активно включился в работу по борьбе с немецкой агентурой на Пиренейском полуострове и получил доступ к важной для советской разведки информации, в том числе к дешифрованным англичанами телеграммам абвера. Именно тогда Киму удалось добыть первую информацию об особых отношениях английской разведки с адмиралом Канарисом и привлечь к этому вопросу внимание Центра. Позднее, в 1944 году от Кима поступит информация о сепаратных переговорах американцев и англичан с немцами. 

Трудолюбие, исполнительность, умение найти нестандартные решения на основе глубокого изучения и анализа складывавшейся ситуации, умение доводить поставленные цели до конца способствовали продвижению Кима по служебной лестнице. Он зарекомендовал себя и как хороший сослуживец — Вивиан заявил, что Филби является единственным человеком в аппарате разведки, который не имеет врагов, и все его уважают. 

После перехода в СИС резко возросла информационная отдача Филби. Советская разведка стала регулярно получать документальную информацию по различным вопросам деятельности английской разведки, о ее структуре и личном составе, включая резидентуры, об отдельных агентах, особенно 5-го контрразведывательного отдела. 

С 25 июля 1942 года работу с Филби продолжил заместитель резидента, а после отъезда в 1943 году в СССР Горского — резидент Б.М. Крешин. Как правило, встречи проводились раз в 10-12 дней в различных местах Лондона, преимущественно в вечернее время. 

Для получения необходимой информации Филби использовал не только свое служебное положение, но и личные контакты с сотрудниками МИ-5, МИД, представителями американской разведки. Так, в конце ноября 1941 года ему удалось познакомиться с содержанием дешифрованной телеграммы германского посла в Токио, адресованной Риббентропу, о том, что Япония через 10 дней начнет наступление против Сингапура. Он постоянно отслеживал ситуацию вокруг открытия второго фронта. 

В 1944 году Филби сообщил, что в беседе с одним из старших американских офицеров из УСС ему удалось выявить, что американцы совместно с англичанами занимаются созданием урановой бомбы. 

В середине августа 1943 года Филби получил личное письмо от Каугилла с просьбой сообщить ему, не желает ли он посвятить себя работе в контрразведывательном отделе СИС после окончания войны. По нашей рекомендации Филби дал положительный ответ. 

31 августа 1943 года приказом по контрразведывательному отделу Филби был назначен членом секретариата при начальнике отдела. В его обязанности входило на правах внештатного помощника начальника отдела руководство следующими направлениями: отделением, обслуживающим Пиренейский полуостров; отделением, ведущим разработку немецкой разведки на территории Германии, Польши и Чехословакии; поддержание связи с польской контрразведкой в Лондоне. Кроме того, в обязанности Филби вошло контрразведывательное обеспечение всех военных операций союзников, проводимых 

Эйзенхауэром, и поддержание связи между контрразведывательным отделом СИС и МИД Англии. Филби стал подчиняться непосредственно Каугиллу и его заместителю Фергюссону. 

25 августа 1944 года на одном из заседаний СИС, где присутствовал директор разведки Мензис, Каугилл выдвинул предложение о назначении Филби после окончания войны в Европе резидентом контрразведывательного отдела СИС в Берлине. Вивиан же предложил назначить Филби начальником IX секции (отдела) по борьбе с коммунизмом вместо уходящего на работу в контрразведку Карри. Мензис решил выяснить мнение самого Филби. 

На встрече с Крешиным Филби, рассказав о сложившейся ситуации, заявил, что, по его мнению, ему лучше работать вместо Карри, но он опасается, что это может испортить его отношения с Каугиллом, который ему покровительствует. Предложение Вивиана было предпочтительнее тем, что уже к тому времени, по словам Каугилла, 15 человек кодошифровальщиков школы СИС работали над перехватами дипломатических телеграмм СССР и коммунистических организаций, а в ближайшее время Мензис намерен выделить на это дело еще большее число работников. Центр порекомендовал Филби постараться устроиться на работу в IX отдел, тем более что это совпадало с желанием самого Филби. 

В сентябре 1944 года было принято окончательное решение о назначении Филби начальником IX отдела. К работе в IX отделе Филби приступил только в ноябре 1944 года, так как до этого Карри находился в командировке и Филби не мог ранее принять от него дела. IX отдел выделен в самостоятельное подразделение, но в работе он должен поддерживать тесный контакт с контрразведывательным отделом и пользоваться его агентурно-оперативными возможностями. 

Филби, как начальник IX отдела, стал подчиняться непосредственно Вивиану. По отдельным вопросам он получил право прямого доклада Мензису. Небольшой отрезок времени в связи с выездом Каугилла в командировку Филби исполнял обязанности начальника контрразведывательного отдела и получил доступ к его сейфу. 

Начинается новый этап в его ответственной миссии...