КОРРЕСПОНДЕНТ "ДВ" ВСТРЕТИЛСЯ С ДОЧЕРЬЮ ЛЕГЕНДАРНОГО СОВЕТСКОГО РАЗВЕДЧИКА
Впервые я оказался у этого заснеженного дачного домика накануне 100-летия со дня рождения его бывшего владельца — легендарного разведчика Абеля-Фишера. Зная, что здесь живет дочь разведчика, Эвелина Вильямовна, рискнул открыть калитку и постучаться в дверь. Зорко изучив мое редакционное удостоверение, хозяйка сказала:
— Во всем должен быть порядок. Обратитесь в Службу внешней разведки. Дадут "добро" на интервью — я к вашим услугам.
Пришлось возвращаться не солоно хлебавши. И вот на днях раздается звонок из СВР:
— Эвелина Вильямовна ждет вас.
Мы сидим с ней за круглым столом в гостиной. Уютной, по-домашнему теплой, со множеством книг — в основном на английском.
— Судя по картинам вашего отца, этот неказистый домик был для него самым теплым.
— Да, папа очень любил именно дачный домик, а не просторную благоустроенную квартиру в Москве. Кстати, как только в феврале 1962 года отец вернулся из США, немного подлечился и уже в начале мая настоял, чтобы мы переехали сюда.
— Это дача сотрудника КГБ?
— Нет, домик достался нам от родителей папы. Впервые мы приехали сюда в 1937-м. А в 1944-м, после смерти бабушки Любови Васильевны, папа получил вот это не шибко богатое наследство.
— Другие дома поселка окружены кирпичными или деревянными заборами. А ваш - прозрачной зеленой сеткой.
— Раньше его окружал штакетник — глухие заборы были тогда дороги... И потом, считалось неприличным прятаться за ними.
— Любил копаться в грядках?
— Упаси Бог! Траву — и ту не косил, хотя она вымахивала в человеческий рост. Раньше мы нанимали косарей-забулдыг. Теперь эту работу выполняют двоюродная сестра с племянником. Зато папа придумал сигнализацию, которая действует до сих пор. Вот вы открыли калитку — в доме раздался звонок...
У папы вообще было много увлечений. В американской тюрьме он освоил шелкографию и продолжал заниматься ею здесь. Вон там стоял его мольберт. Писал картины масляными красками. Мало кто знает, что он был виртуоз-гитарист. Пока не поранил руку. Играл Баха, Лобаса... Его любимые художники — Рембрандт, Веласкес, Галс - портретисты. А к русской живописи он относился как-то спокойно.
— А из писателей кого жаловал?
— Моэма, Хемингуэя, Грина. Читал их в оригинале. Зачитывался детективами с крутыми сюжетами. Предпочтение отдавал изданным в США произведениям Дэшила Хеммида, Реймонда Чандлера. Советских детективов тогда было мало. Плевался, читая роман "Рекламное бюро господина...". Убейте, не помню автора. Прообразом героя, говорилось в предисловии, послужил разведчик Зарубин, папин коллега и друг, наш давний знакомый. Плевался и сам Василий Михайлович. Он всячески открещивался от такого романа.
А вот "Пароль не нужен" Юлиана Семенова, печатавшийся тогда в журнале "Молодая гвардия", папе очень понравился. Кстати, там впервые появляется герой по фамилии Исаев.
— Кстати, про Исаева. Говорят, что душещипательная сцена в ресторане, где Штирлиц переглядывается с женой, взята из жизни. Будто Абель в Нью-Йорке просил резидента устроить на работу в советское торгпредство жену: "Я хоть иногда буду видеть ее на расстоянии".
— Туфта! Папа был предельно рациональным, расчетливым человеком. Ему были совершенно чужды и сентиментальность, и обычная человеческая эмоциональность. Адвокат Джеймс Донован издал в 1964 году в США книгу "Незнакомцы на мосту. Дело полковника Абеля". Читайте: "Корда я пришел после суда к Абелю в камеру для заключенных, он сидел, ожидая меня, в кресле, положив ногу на ногу, попыхивая сигаретой. Глядя на него, можно было подумать, что у этого человека нет никаких забот. А ведь он перенес колоссальную физическую и эмоциональную пытку: ему грозил электрический стул. В этот момент подобное самообладание профессионала показалось мне невыносимым".
— Расскажите о встрече с отцом в Берлине, после того как 10 февраля 1962 года его обменяли на Пауэрса.
— Ничего киношного не было — все обошлось без поцелуев и слез. Просто молча смотрели друг на друга, и взгляды говорили все. Бросилось в глаза: он сильно похудел...
Потом мы читали в газетах США: "Русскую акулу обменяли на американскую сардинку". При этом цитировали директора ЦРУ Аллена Даллеса: "Я восхищаюсь Рудольфом!"
— При аресте в мае 1957-го он назвался Абелем. Это была домашняя заготовка КГБ?
— Папа не раз говорил, что он сам придумал эту легенду. Она должна была дать сигнал Центру, что он арестован, но отказался сотрудничать со спецслужбами США и не выдал им своего настоящего имени.
Абель Рудольф Иванович -не выдуманный, а реальный человек.Тоже разведчик, папин друг. Летом он с семьей обычно жил здесь, у нас. В войну вскопал поляну и посадил картошку-спасительницу. Три ведра. А осенью накопал ведро клубней величиной с орех. На другой год — та же картина. Ну, не растет ничего под елями: света маловато!
У дяди Рудольфа, так я его звала, была очень интересная биография. Он служил радистом, по-моему, на Чукотке. В Гражданскую воевал на Волге. Он умер в 1955 году от сердечного приступа — через две недели после папиного отъезда в США... "Если бы я знал о его кончине, ни за что не потревожил его светлую память", - сокрушался потом отец.
— В фильме "Мертвый сезон" Абель появляется в первых же кадрах. Скупо, но емко говорит о труде разведчика. Насколько эта картина о нем?
— Папа готовил то выступление основательно, скрупулезно. Написал текст. Что работа разведчика — тяжелое, скучное, даже нудное дело. Без йоты романтики. Но в кино свои законы, и в кадре его заставили говорить нечто иное.
Да, в фильме есть эпизоды из жизни папы. Например, обмен разведчиков, правда, не на мосту, как было на самом деле, а на шоссе. Помните, они, повстречавшись, замерли на минуту, разглядывая друг дружку. В жизни было совсем не так. Минуточку, я открою нужную страницу в книге Донована. Вот: "Пауэре и Абель, по знаку, поданному представителем СССР и мною, вышли вперед со своими мешками и переступили через разграничительную линию. Они не взглянули друг на друга". Папа свидетельствовал о том же. Ну, а кино — оно и есть кино...
В тюрьме папа перед каждым Рождеством изготовлял для заключенных поздравительные открытки. По две с половиной тысячи! Печатал их в пяти цветах, значит, каждую брал в руки тысячи раз. Одну открытку, с автопортретом, в католическое Рождество прислал нам, в 1961 году. Вот посмотрите, какие у него глаза -полны тоски.
Поздравил папа в тот год и своего адвоката. "На открытке, — пишет Донован, - изображен в черно-белых тонах зимний пейзаж... Такой пейзаж мог встретиться в новой Англии или Сибири: на фоне темных сосен, занесенных снегом, домик, а на переднем плане — группа белых березок. Внизу стояли незаметные для невнимательного человека инициалы художника "Р.И.А.".
Напомню: папа после ареста выдавал себя за гражданина ФРГ и письма, открытки слал нам по немецкому адресу. Дотошный американец, как видим, почти разгадал, о каком домике, о какой стране тоскует узник тюрьмы.
— Абель любил пригубить рюмку-другую водки или коньяка?
— Не любил. В компаниях его принуждали старинным способом выпить: "Ты нас уважаешь?" Он злился, давал резкую отповедь. Но дома устраивал иногда праздники. Делал любимые коктейли: "Манхеттен" — виски с вином, "Мартини" — вермут с джином и непременно со льдом. А курильщик был заядлый.
— Абель...
— Да что вы заладили: Абель да Абель... Папа не любил, когда его так называли. Обрывал собеседника: "Меня зовут Вильям Фишер! Хорошее, между прочим, имя - родное".
Вот ведь как вышло: назвавшись Абелем, полагал, что, как только вернется домой, имя это уйдет в небытие. А оно, видите, прилипло. Как видно, навсегда.
Даже в день смерти папы, 15 ноября 1971 года, когда решался вопрос о месте захоронения, пришлось переволноваться из-за имени. Нам с мамой предложили похоронить папу на Новодевичьем кладбище как Рудольфа Ивановича... Мама восстала: "Вы хотите лишить меня даже могилы мужа!" Товарищи вынуждены были отступить, и мы похоронили его рядом с крематорием (папа был кремирован) на Донском кладбище. Там нашли свой последний приют бабушка с дедушкой, мамина сестра...
На черном мраморе памятника ниже фотографии необычно крупно — ну, вызывающе крупно! — написано: "Фишер Вильям Генрихович". И только в скобках буквы помельче: "Абель Рудольф Иванович".
Фото (в оригинале): - Он считал, что работа разведчика — тяжелое, скучное, даже нудное дело.