БОРИС ГРИГОРЬЕВ: МЕНЯ ВОСПИТАЛА РАЗВЕДКА

Беседу вел Александр БОНДАРЕНКО

Издательский дом "Гелеос" выпускает книгу "Шпион смерти". Автор ее, Борис ГРИГОРЬЕВ, хорошо известен нашим читателям. В "Красной звезде" публиковались его интервью "Разведка: герои и предатели" (25.01.2000), рецензии на книги "Иуда из Ясенева", "Перебежчики", "Шпион жизни". Но каждый раз Борис Николаевич представал перед нами как писатель... Теперь мы встречаемся с ним, как с полковником СВР, бывшим сотрудником нелегальной разведки, затем — резидентом КГБ на Шпицбергене.

- Первый вопрос можно считать стандартным: как и с чего все началось? Вы с детства мечтали стать разведчиком?

 — Мое поступление в разведку было достаточно неожиданным... Родом я из Липецкой области, отец — офицер, мать — сельская учительница. В 1959 г. окончил среднюю школу, поступил в московский Иняз, намеревался стать переводчиком, но на самом последнем этапе вдруг поступило предложение работать с людьми и с языком. Подумав, я согласился — и все закрутилось...

В конце августа 1965 года нас отвезли в специальную школу, где я и проучился год. Потом приступил к работе...

- Не разочаровались?

 — Нет. Разведка оказалась именно тем, что мне было нужно. Она меня здорово воспитала — в каком-то смысле я был совершенно другим человеком — малообщительным, не очень инициативным, хотя и целеустремленным. Попав в разведку, я приобрел очень многие качества, которые мне помогли в жизни.

- О разведке сейчас пишется немало. Вот так почитаешь, и представляется, что разведчик способен завербовать любого... Впрочем, недавние "шпионские скандалы" за рубежом это в определенной степени подтверждают... Так ли это?

 — Мне кажется, если архитектор идет по улице, то невольно оценивает каждый дом с профессиональной точки зрения. Так в принципе и разведчик — любую личность, которая встречается ему на жизненном пути, он, естественно, оценивает со своей точки зрения. Можно ли пригласить этого человека работать на разведку? Причем это касается как иностранцев, которых можно вербовать, так и наших граждан, в особенности молодых, которые могли бы, предположим, стать потенциальными кандидатами на работу в разведке. И если это кандидатура подходящая, то... В общем, действительно, каждого оцениваешь через призму оперативных возможностей.

- Но первого встречного вряд ли кто станет вербовать...

 — Конечно. Но по идее каждого хорошего, имею в виду честного человека, который искренне хочет сотрудничать с нашей разведкой, — любого можно приспособить к работе... Все же на первом месте стоит вопрос добычи информации. Вербовать нужно того, кто принесет максимальную пользу.

- А как понять, что это именно тот?

 — Есть два пути. Вербуется человек с имеющимися уже разведывательными возможностями — работает в нужном месте, обладает информацией, которая требуется. Или берутся молодые люди — как это в свое время было с "кембриджской пятеркой" в Англии. Они были студентами, которых потом пришлось устраивать в СИС, в Би-би-си, в контрразведку... От этих людей отдача будет в том случае, если удастся устроить их в нужное место.

- Хорошо, объект определен — что дальше? Какие методы применяются для вербовки?

 — Американцы, например, работают грубо, вербуют, что называется, "в лоб". Англичане больше склонны к изучению человека, постепенному втягиванию.

А что касается мотивов, то они существуют издревле. Либо человек привлекается на базе каких-то политических, идеологических, национальных, этнических симпатий к стране, на которую он должен работать. Либо он хочет заработать, то есть материальная заинтересованность. Либо, что случается достаточно редко, путем морального воздействия — на "компромате" каком-то. То есть человек имеет какие-то проступки, которые можно использовать для оказания на него давления.

- А почему — редко применяется?

 — Это самый ненадежный способ. Ведь он применяется в отношении людей, которые обладают соответствующими моральными качествами. К тому же, когда человек под давлением дал согласие, то, как правило, сожалеет об этом. Рано или поздно он старается выйти из-под влияния...

Очень часто "компроматом" считаются какие-то сексуальные отклонения. Но если в данной стране этот фактор легализуется или не считается уже преступным, он не срабатывает. Были случаи, например, когда человеку показывали его фотографии с посторонними женщинами в самых пикантных ситуациях, а он — француз, к примеру, — хохотал, удивлялся и говорил:"Дайте мне эти фотографии, я покажу их знакомым!"

Советская разведка предпочитала "приобретать" людей в основном на идеологической основе, с привлечением, может быть, какого-то материального фактора. Это наиболее типичный способ.

- И здесь самое время обратиться к вашему профессиональному опыту. Вот как вы, конкретно, работали?

 — Ну было у меня несколько таких "подходов", когда человек, хорошо изученный без применения прямого контакта, так рельефно и хорошо высвечивался, что сам контакт, собственно, являлся уже чуть ли не первой фазой вербовочной беседы.

Помню, там, где я работал, появился человек из одной африканской страны, которая представляла интерес. Мы знали, что у него левые убеждения, из-за которых он испытывал большие затруднения, и когда он приехал, то немедленно попал в поле зрения наших контактов... Тогда я просто позвонил ему, назвался сотрудником советского посольства, сказал, что хочу встретиться, побеседовать. Буквально через две встречи мы договорились о том, что он нам будет помогать.

Кто я, я сказал ему достаточно рано, но, думается, он и сам сообразил. Я, в общем, довольно прямолинейно давал ему некоторые задания и поручения, по характеру которых он сам все понял.

 — Ваш африканец фактически сам шел навстречу... А были такие, кого пришлось привлечь как бы помимо их желания?

 — Мне нужен был один европеец, который в Стокгольме проходил стажировку. Купил я газету на языке его страны и пришел в общежитие. Захожу. Несколько человек. Себя не называю — мол, просто нужна помощь, и я сразу "бабки" плачу... Кто у вас здесь знает этот язык? Мне выталкивают только что прибывшего из США стажера. "Майкл переведет, он несколько языков знает!" Я подумал, что американец, может, еще лучше.

Я долго морочил Майклу голову этими переводами, но он оказался очень жадным на деньги и охотно подрабатывал. На этом, собственно, мы его и взяли... Он давал интересную информацию.

Но все чуть было не закончилось плачевно... Американец на первых порах не сообразил, с кем имеет дело, и начал хвастать. Мол, я нашел такую "золотую жилу"! Когда же его товарищ из Западной Германии усомнился, то Майкл заявил, что скоро встречается со мной в таком-то кафе — приходи и смотри...

Пришлось обрывать всяческие контакты.

- Вы тогда работали под дипломатическим прикрытием — это давало вам какие-то гарантии безопасности?

 — Конечно, определенную надежность оно дает. Хотя все зависит от многих факторов — в частности от того, какие меры принимает наша страна к западным разведчикам, попадающим в такие ситуации. Как правило, все происходит на взаимной основе — если мы принимаем жесткие меры и плюем на дипломатический этикет, то первыми под удар встанут наши разведчики, работающие в этой стране.

В цивилизованных странах, хотя никогда не договаривались, эти правила довольно жестко соблюдались. Попался дипломат — ну, арестуют. Самое большое — сутки — двое посидит в кутузке для острастки, потом отпустят, никаким судебным преследованиям подвергаться не будет. То же самое у нас — это правила Венской конвенции, ее не выкинешь.

А где-нибудь в Африке или Латинской Америке возможны всякие эксцессы. Могут и поколотить, и посадить. Ненадолго, правда, но все равно. Такие случаи были. Один человек в Северной Африке попал — его били, пытали, и долго пришлось его вызволять... Вел он себя достойно, ничего не выдал, и его потом представили к ордену Красной Звезды.

- В цивилизованных странах ничего подобного не бывало?

 — Бывало. В годы "холодной войны" британская контрразведка заманивала наших ребят в какой-нибудь закоулок, где их избивали "пьяные хулиганы". Это был знак: слишком активно работаешь, умерь свой пыл. В 60-х годах англичане же отравили в Швейцарии нашего дипломата, сотрудника ООН, которого пытались вербовать. Доказательств, конечно, нет но мы точно знаем, что они это сделали.

- И мы позволяем так обращаться с нашими сотрудниками?!

 — Точно не знаю, но слышал, что когда начинают хулиганить в какой-то стране — шины прокалывают, еще что-то придумывают, это сообщается в нашу контрразведку, и ребята предпринимают адекватные меры. Смотришь, все и нормализуется.

- Разведывательная работа, как понимаю, всегда сопряжена с опасностью. Вам было хоть раз действительно страшно?

 — Однажды я выступал под видом иностранца — без документов, без всякого прикрытия, переводя деньги нашему нелегалу в другую страну. И вдруг меня спрашивают: а вы где остановились? В гостинице, отвечаю. "Мы подтвердим перевод денег телеграммой или позвоним". Меня пот прошиб! Пришлось выворачиваться, объяснять, что меня в гостинице редко можно застать и лучше я сам приду в определенный день, получу подтверждение лично.

Вообще самые серьезные, опасные ситуации — встречи с нелегалами. Каждый раз такое волнение испытываешь!

- Можете что-либо об этом вспомнить?

 — О нелегалах говорить не стоит, а вот интересную ситуацию припомнить могу. Однажды к нам пришел перебежчик из БНД — германской спецслужбы. Поработав, мы переправили его в Москву. И вдруг через некоторое время он объявляется вновь, просит денег и чтобы ему дали задание! Откуда он взялся? Оказалось, что человек психически болен, и в Москве от него избавились... а нас забыли предупредить!

- И много шизофреников чувствуют себя супершпионами?

 — Много. Причем их трудно распознать с первого раза. Дело в том, что шизофреники в "своей" области очень профессионально настроены, здесь все у них выглядит нормально, логично. Чаще всего их выдают бытовые детали.

Помню, приходил к нам в консульство один голландец. Одет был великолепно, английский отличный. Сказал, что учился в международном институте — философия, политология. В то время у нас были какие-то тяжелые ситуации с американцами, и он нам принес интересный меморандум, якобы исследования какого-то института, научного центра. Я посмотрел, прикинул — актуально, какие-то интересные факты там содержатся. "Изучите, — сказал он. — Я потом приду, вы мне дадите ответ, нужны ли вам такие вещи?"

Этот молодой человек заходил к нам еще несколько раз, а однажды подъехала санитарная машина — и беднягу отправили обратно в Голландию, в сумасшедший дом, откуда он, оказывается, убежал. Но очень приятный молодой человек был...

Было, что из Финляндии человек приехал, рассказал, что знает, где князь Юсупов, покидая Россию, закопал тайник. Мол, хочу, чтобы Советское государство получило приличную сумму денег. Но мы его сразу распознали по неадекватному поведению.

- Кстати, о тайниках. В шпионской литературе это неотъемлемый атрибут любого сюжета. А в жизни?

 — Разумеется. И вот представьте "тайниковую операцию": тайник заложил — надо поставить сигнал, изъял — другой сигнал.

Однажды в одном месте я решил использовать банановую кожуру. Съел банан и зашел в сквер. Входит интересная молодая дама с собачкой, а у собачки в зубах — банановая кожура. Что я должен думать?! Возвращаюсь — кожуры нет. Но это моя кожура у собачки в зубах или чья?! Хотя в конечном итоге все прошло нормально...

- Как известно, каждая профессия накладывает на человека отпечаток. Вот у разведчиков — какие качества импонируют вам больше всего?

 — Это трудно даже объяснить словами... У нас существует своя корпоративность. Как ни странно, не только со своими, но и с чужими разведчиками быстро находишь общий язык. Наверное, это потому, что у всех примерно одинаковые условия работы — интересной и увлекательной, схожие стрессы, поражения, успехи... Это как-то сближает... К тому же почти все разведчики обладают чувством юмора, любят пошутить, посмеяться, вспомнить что-то... Большинство — эрудиты, много знают, как правило, прекрасные собеседники. С ними приятно общаться.

- Если подвести итог вашей службе в СВР — можно ли сказать, что она полностью оправдала ваши ожидания?

 — Да, разведка сейчас для меня в прошлом... Оценивая все сделанное, кажется, что мало сделано — уж слишком быстро и достаточно непродуктивно время протекало. Не то что я его зазря тратил — просто не все добываемое "полевыми" работниками используется в достаточной степени правильно, рационально и экономно. Наверное, это неизбежно в любой службе, не только у нас. Понятно, взгляды и оценки "полевого" работника в чем-то разнятся с позицией руководства. Наверху наверняка прибавляется больше политики, политеса, даже, может быть, политиканства...

Все равно — этим мне нравится разведка — и на "полевом", на рядовом уровне ты чувствуешь себя причастным к большому делу, приносишь пользу своему Отечеству. И каждый раз испытываешь большое удовлетворение, когда страна может что-то получить благодаря твоей работе. По-моему, это чувство — самое важное в работе разведчика.